Валентин Лыков!

Дуся выразительными жестами показала Лебедкину, что они нашли своего подозреваемого. Глаза у Петьки радостно заблестели, он потянулся к двери…

Дуся снова взглянула в окно – и встретилась глазами со связанной женщиной. Та что-то пыталась ей сказать…

Дуся не умела читать по губам – но ей все же показалось, что она разобрала одно слово, которая та повторяла раз за разом: «Уши».

При чем тут уши?

И тут она вспомнила все три убийства, которые они с Петькой расследовали. Во всех трех случаях у жертв были повреждены барабанные перепонки…

Дуся наклонилась, подобрала с земли комок глины, слепила два катышка и заткнула уши. Остаток глины кинула в Лебедкина.

Тот уже собирался войти в дом, но повернулся, недоуменно взглянул на Дусю и что-то спросил.

Она не расслышала его вопрос, но прошипела в ответ:

– Заткни уши! Заткни их глиной!

В глазах Петьки мелькнуло понимание, он сделал себе такие же затычки и только после этого ворвался в дом…

Дверь комнаты распахнулась, в нее забежал полицейский. Он разевал рот, что-то кричал – но Мила не слышала его слов. Через заглушки в ушах до нее доносились только жуткие завывания – хотя и приглушенные, но все равно страшные.

Убийца с черепом в руках повернулся навстречу полицейскому, дунул еще сильнее…

Полицейский шел к нему, словно против сильного ветра.

Вот он приблизился на расстояние вытянутой руки… выбил из рук убийцы череп…

И в комнате сразу наступила тишина, словно закрылись двери ада.

Полицейский повалил убийцу на пол, заломил его руки за спину, что-то проговорил – должно быть, произнес формулу ареста.

Тут же в комнату вбежала его напарница, огляделась, что-то проговорила…

Мила все еще ничего не слышала.

– У меня уши заткнуты! – проговорила она, не слыша собственного голоса.

Яркая женщина подошла к ней, вынула беруши…

– Слава богу, вы успели! – проговорила Мила с искренней благодарностью. – Он привез меня сюда как подопытного кролика… хотел ставить на мне опыты…

– Ну все, мы его остановили! Теперь надо заставить его говорить. Что его толкнуло на все эти преступления, как он их провернул…

– А я вам все могу рассказать! – оживилась Мила. – Он мне всю свою историю поведал! Очень уж он хотел заполучить этот «свисток смерти», из-за него убил археолога в аэропорту, а я шла мимо и случайно увидела, как он мыл окровавленные руки. Ну, а дальше пошло… Он троих убил, меня последнюю нашел, вы знаете?

– Знаем. Ну, ты просто бесценный свидетель! Петька, слышишь, эта девушка даст подробные показания…

– Что? – переспросил Лебедкин, прижимая руку к уху. – Извини, ничего не слышу, уши болят!

– Ох ты! Видимо, плохо уши заткнул, у меня все в порядке! Ну ничего, скоро врачи подъедут, помогут тебе. Жив – и то уже хорошо!

Дуся снова повернулась к Миле:

– Сегодня отдохни, а завтра приходи в отделение, дашь нам показания…

– Ох, завтра не могу! – проговорила Мила, и настроение у нее сразу испортилось. – Завтра у меня очень важная встреча…

Она хотела добавить – «и опасная», но удержалась.

Но Дуся что-то прочла в ее глазах и проговорила:

– Ну-ка, рассказывай!

Видимо, Дуся Самохвалова действительно умела располагать к себе людей, потому что Мила неожиданно для себя самой рассказала ей всю свою историю – вплоть до того, что завтра у нее назначена встреча с братьями Ованесовыми. Получилось коротко, но подробно.

– Нет, тебе одной туда нельзя идти! – проговорила Дуся, выслушав ее до конца. – Знаешь что? Я пойду с тобой!

Тем временем дом наполнился людьми – приехали врачи, криминалисты, оперативники. Свисток положили в специальный ящик, опечатали и на всякий случай отправили в отдельной машине.

Врач осмотрел Лебедкина и увез его в больницу – ему нужно было срочно сделать какие-то процедуры, чтобы не потерять слух.

Тело Левы увезли в морг.

Вдруг один из оперативников позвал Дусю на веранду.

– Вы должны это увидеть!

Там стоял большой морозильный ящик. Оперативник открыл его крышку – и Дуся увидела заиндевелый труп сухонькой аккуратной старушки.

– Кто это? – спросила она, приведя на веранду Лыкова.

– Это моя тетя… – нехотя проговорил он.

– Вы ее что – тоже?

Судя по всему, это и была Надежда Валерьевна Кустикова, мастерица выращивать дыни сорта «Кракатук».

– Как вы могли такое подумать! Она умерла, а мне некогда было заниматься похоронами…

– Да врешь ты все! – неожиданно вскипела обычно спокойная Дуся. – Нарочно никуда не стал сообщать о ее смерти, тогда пришлось бы дачу на себя переписывать, в базе данных светиться. Надо же, родную тетку в морозильнике хранил, скотина!

– Двоюродную… – сухо поправил Лыков.

Вернувшись в родное отделение, Дуся встретила командира группы быстрого реагирования Олега Черепахина.

Черепахин был человек впечатляющей наружности – огромный, широкоплечий, с толстыми, как бревна, руками и ногами, с небольшой головой, которая лежала на широченных плечах, напоминая историю Иоанна Крестителя.

При такой грозной внешности Черепахин был мягким и приятным человеком, что он тщательно скрывал.

– Олежек! – проговорила Дуся, взяв Черепахина за пуговицу. – Ты мне не мог бы завтра помочь?

– Тебе – всегда! – коротко ответил тот. – А что нужно-то?

– Завтра мне нужно встретиться с двумя опасными и неприятными людьми. Так нужно, чтобы меня кто-нибудь подстраховал. Хотела Петьку Лебедкина позвать – но он, как назло, попал в больницу, уши повредил, может слуха лишиться. Может, ты подойдешь?

– Для тебя – все что угодно! Тем более что твой Лебедкин вряд ли хорош на подстраховке. Я лучше.

– Ты гораздо лучше… на подстраховке.

Дуся знала, что и улыбаться Черепахину не нужно, он и так поможет, хороший мужик.

– А я еще ребят прихвачу…

В ресторане «Паста-граппа» было на этот раз довольно свободно, потому что меню там было дороговатое.

Дуся и Мила сели за угловой столик.

– Закажем что-нибудь? – спросила Дуся.

– Ты заказывай, а мне кусок в горло не идет…

– Да ладно, не переживай, все будет нормально!

– Да ты не знаешь, что это за люди…

– Да говорю же тебе – все будет нормально! Олег не подведет, он никогда не подводит!

– Ты оптимистка…

– Да, и горжусь этим! Мой стакан всегда наполовину полон!

В это время к их столу подошли два человека средних лет. Дорогие итальянские костюмы сидели на них ужасно – не как седло на корове, но как то же седло на ирландском волкодаве. Оба были плотные, коренастые, ширококостные, с тяжелыми и мрачными взглядами. Только один был лыс, как глобус, а у второго голова была покрыта