есть, чтобы скрыть невозможное. Но репрезентация того, что она отрицает, того, что должно сниматься, – она дана как негатив к этой бесконечности в виде точки. Эта точка является (как бы в такой камере-обскуре) инвертированной «фотографией» бесконечности. То есть бесконечность снята в камере-обскуре, перевёрнута, – и это точка. Она тоже не имеет никаких свойств, никаких качеств, она негативна, но она встречается с бесконечностью как её отрицание, как её оппозиция.

Здесь, в этой точке, мы впервые обнаруживаем корень того, что мы называем Бытие. Эта точка разлагается на пять совершенно независимых проекций. Эта точка имеет это конечное, одновременно не имеющее никаких квалификаций. То есть, в некотором смысле, «небесконечная» точка порождает то, что мы называем возможностью.

Мы помним, что бесконечное существует как ширма, скрывающая скандал невозможного. Невозможное – это содержание Божественной Мысли, это главный контент апории. Оно прикрывается этим глобальным, тотальным отрицанием, Абсолютом.

Чистый бесконечный негатив, ничем не ограниченный, – мы даже не знаем, что он нечто скрывает, нам предъявлено это «нечто» как абсолютный Рок, как Брахман (как говорят индусы: «Нам эта бесконечность предъявлена как основа основ)»; нам говорят, что есть такая апофатическая бездна «Брахман». Мы задаёмся вопросом: а каким образом что-то появилось из этой бесконечности, если она бесконечна, как она может терпеть нечто, кроме самой себя? Или, как спрашивал Хайдеггер: почему есть нечто, а не ничто? Потому что ничто должно «существовать» первым («существовать» в кавычках, конечно). Это как бы естественно: ничто – оно бесконечно. Как оно допускает, что появляется нечто? Оно же должно его отрицать, снимать. Оно потому и появляется, это нечто, что бесконечность не самодостаточна, она «служебна», она возникает как некая ширма, которая прикрывает своим отрицанием то, что она отрицает.

И появлением этой несамодостаточности и «служебности» является инверсия этой бесконечности в виде точки. То есть бесконечность встречается сама с собой, негация встречается сама с собой в виде этой точки. А эта точка – это начало Бытия, которое, вообще говоря, представляет собой самый оппозиционный глубокий «осадок», самый тяжёлый срез в Божественной Мысли. То есть чистая Божественная Мысль является апорией внутри себя. Она полагает в качестве предмета апории невозможное. Потом это невозможное она скрывает от самой себя (Мысль скрывает невозможное) через отрицание, которое этим отрицанием указывает на то, что невозможное не может быть. Но потом она это отрицание, это бесконечное отрицание скрывает опять-таки от самого себя появлением этой точки. Эта точка есть, в некотором смысле, сокрытие бесконечного отрицания. Это как бы идея утверждения. Точка – это конкретизация, утверждение. Это Бытие – это последнее как бы падение, последнее «сгущение», нисхождение в плотные слои Божественной Мысли. Божественная Мысль, можно сказать, «засыпает» в этой точке.

Теперь эта точка есть база для появления возможностей, возможного. Возможностей пять. Их всего пять, безусловно.

Возможность уникального. Она содержится в этой точке. Эта точка, возникнув как оппозиция бесконечному отрицанию, сама по себе уникальная.

Возможность аналогии, повторения, множественности. Точка по своей природе, будучи полностью лишённой качеств, будучи апофатичной (пока она одна, она уникальна), но она уже своей апофатичностью предполагает повтор, то есть множественность, возможность таких же других точек.

Возможность этой точке не быть. Правильно, возможность уникальному не быть, – негация-то стирает, негация идёт и стирает. Точка есть как некая камера-обскура, в которой она перевёрнутым образом встречается с собой, но при этом она её стирает. Возможно, чтобы этой точки не было? Возможно.

А возможно, чтобы не было множества точек? Возможно. Следующая, четвертая, возможность – это возможность не быть аналогиям.

И пятая возможность – это возможность не быть ничему. То есть возможность чистого непроявления.

Вот эти пять фундаментальных возможностей образуют концепцию возможности как таковой. И возможность – это синоним конечного, то есть сказать «возможность» – всё равно что сказать «конечное». Есть первоначальное бесконечное, оно всё стирает, оно ничего не допускает, кроме самого себя, но в силу того, что оно не самодостаточно (бесконечность не самодостаточна, как это ни парадоксально, – то есть традиционные религии думают, что бесконечность самодостаточна, она изначальна, к ней ничего не добавить, не убавить).

А тогда откуда берётся всё остальное? Не может бесконечность превратиться в свою противоположность – конечное, если она самодостаточна. Но в нашей метафизике бесконечность не самодостаточна. И поэтому она превращается в точку, которая бесконечность ограничивает и которая распадается на пять фундаментальных возможностей конечного, которые представляют собой (проскакиваю некое лишнее звено в логической цепи рассуждений) зеркала, которые отражают друг друга. То есть возможность уникального отражается в возможности аналогичного, в возможности не быть уникальному, в возможности не быть ничему аналогичному, в возможности не быть ничему вообще.

И всё остальное так же повторяется, отражаясь в этих зеркалах. Более того, всё, что получилось, – получилось 25 зеркал, – опять-таки каждое из них повторяется в каждом из остальных. То есть это фрактал. И возникает спираль расходящихся зеркал, и в каждом из них отражается эта точка, распавшаяся на пять проекций, а эти пять проекций отражаются друг в друге и собираются снова в целое, которое опять повторяется в каждом из зеркал. Это чистый фрактал. И это, собственно говоря, и есть Бытие. Всё марево всех состояний – от манифестации до неманифестации, от звука до молчания, короче говоря, всё так называемое сущее – это всё проекция этой единой точки, которая распадается на эти пять возможностей, отражающих друг друга и воспроизводящихся расходящимися спиралями.

Вот эта точка, которая распадается на пять возможностей, а они собираются в каждом витке, в зеркале, повторяясь друг в друге и так далее, имеют образ единого существа, потому что вы знаете, что есть языки, где понятия «бытие» и «существо» передаются одним словом – скажем, в английском это слово «being», во французском – «être» (это и «бытие», и «существо»). Мы с вами – существа. Being с большой буквы – это Бытие как Онтос, Бытие вообще.

Это очень важно. Почему? Потому что Бытие вообще и есть Великое Существо. И это Великое Существо – мы должны это помнить – есть инверсия, последняя стадия падения, огрубления, засыпания Божественной Провиденциальной Мысли. То есть Великое Существо есть тот, кого мы называем в исламской традиции Иблис, или, допустим, мы можем его назвать Аполлон, Зевс, Ишвара, Господь, Господин, Существо. Люди (большинство) инстинктивно считают его Богом, потому что они так устроены (они являются его образом и подобием), потому что Великое Существо, повторяясь, отражается в зеркалах миров. И человек – это тоже одно из отражений в одном из миров этого Великого Существа. Все они считают (как отражения) свой оригинал, архетип, «богом».

Но монотеисты, точнее монотеизм (свободный от человеческих склонностей, человеческих слабостей сознания и так далее), опирающийся