вытаскивая из кармана фартука тряпку для пыли и делая вид, что полирует рамы висящих на стене картин. Весьма рискованно находиться так близко к тому месту, мимо которого, как она знает, Евгения пойдет по дороге в сад. Но она будет стоять к ней спиной, к тому же Виоли помнит, что Евгения никогда не обращает внимания на прислугу.

И действительно, едва первые лучи солнца пробиваются через большое окно, расположенное рядом с картинной рамой, которую полирует Виоли, по коридору разносится звук открывающейся двери. Девушка слышит знакомый голос, звук которого заставляет ее в гневе смять тряпку в кулаке.

– Я бы хотела, чтобы по возвращении завтрак ждал меня в комнате, Женевьева, – говорит королева Евгения.

– Конечно, Ваше… миледи, – произносит другой голос. Он тоже знаком Виоли, хоть и не так хорошо. Дверь закрывается, и по коридору в сторону Виоли раздаются шаги.

Несмотря на то что она тщательно выбирала место, где могла бы остаться незамеченной, с каждым шагом вдовствующей королевы сердце Виоли стучит все быстрее. Она наклоняет голову, стараясь скрыть свое лицо, и продолжает полировать раму для картины – кажется, во дворце уже не найдется более сверкающей рамы.

Королева Евгения проходит прямо за Виоли, всего в двух футах. Девушке не составило бы труда развернуться, выхватив кинжал, который она держит в сапоге, и вонзить его в сердце Евгении, закончив то, что Софрония начала на террасе темаринского дворца.

Это ничего не решит, предупреждает голос в голове Виоли, и она не знает, кому он мог бы принадлежать – Софронии или императрице Маргаро.

Виоли удается сдержаться, и когда Евгения проходит мимо нее, не удостоив даже одного взгляда, девушка не делает к той ни шага. Когда королева сворачивает за угол и исчезает из виду, Виоли выдыхает, засовывает тряпку в фартук и направляется по коридору в противоположном направлении, к комнатам Евгении. У двери она останавливается и стучит.

Когда дверь открывается, она оказывается лицом к лицу с горничной Евгении, Женевьевой – женщиной средних лет с суровым выражением лица и темно-каштановыми волосами, собранными сзади в тугой шиньон. В Темарине их пути пару раз пересекались, но каждый раз они находились в толпе других людей и никогда не были должным образом представлены друг другу. Конечно же, при виде нее в глазах Женевьевы не вспыхивает даже искорки узнавания.

– Чем могу помочь? – спрашивает она на фривийском, но с сильным акцентом.

– Я работаю на кухне, – говорит Виоли, используя свое лучшее фривийское произношение. – Кухарка послала меня сообщить вам, что у нее закончились яйца – не согласится ли леди Юнис отзавтракать овсяной кашей?

– Конечно же нет! – восклицает Женевьева, всем своим видом демонстрируя отвращение. – Моя госпожа терпеть не может овсянку. Все три десятилетия, что я пробыла ее горничной, на завтрак она ест только яйца.

Виоли кусает губу. Конечно, она прекрасно помнит пищевые привычки Евгении и тот хаос, в который, пытаясь их удовлетворить, частенько погружались темаринские кухни.

– Мне очень жаль, но я ничего не могу сделать. Если вы хотите поговорить с поваром…

– О, еще как хочу, – говорит Женевьева.

– Вы знаете дорогу? – спрашивает Виоли, наклоняя голову. – Мне еще много кого нужно обойти, чтобы предупредить об изменениях в меню.

Женевьева пренебрежительно машет ей рукой и удаляется по коридору в сторону кухни, оставляя Виоли перед дверью Евгении в одиночестве. Бросив быстрый взгляд, чтобы убедиться, что коридор действительно пуст, она проскальзывает внутрь и закрывает за собой дверь.

Виоли уже достаточно насмотрелась в этом дворце, чтобы понять – покои, которые король Варфоломей отвел Евгении, довольно просторные. Впрочем, их размеры и великолепие меркнут по сравнению с тем, к чему вдовствующая королева привыкла в Темарине. Гостиная представляет собой небольшое пространство, обставленное двухместным бархатным диваном у камина, круглым столом – достаточно большим для четверых человек – и деревянным письменным столом, который стоит у окна, из которого виден сад внизу. Из гостиной ведут две двери, и Виоли догадывается, что одна ведет в спальню Евгении, а другая – в спальню принцев.

Оглядываясь по сторонам, она убеждается, что успеет обыскать это место до возвращения Евгении или Женевьевы.

Она начинает со стола, хотя, бесспорно, это слишком очевидное место, чтобы хранить в нем что-нибудь важное. Все, что она тут находит, – пара черновых вариантов писем нескольким темаринским дворянам, которым, видимо, во время мятежа посчастливилось быть далеко от столицы. Евгения заверяла их, что все держит все в своих руках, и просила сохранять верность короне. Внимание Виоли привлекает другое письмо, адресованное королю Николо в Селларию, но оно всего в несколько строк и не содержит ничего интересного – лишь поздравления с коронацией. Она пробегает глазами текст в поисках шифра, но не находит ничего подозрительного.

Постаравшись вернуть все на свои места, Виоли закрывает ящик стола и переходит к дивану. Она пытается что-нибудь нащупать под подушками, но ее пальцы не обнаруживают ничего, кроме пыли и нескольких потерявшихся крошек. Для уверенности заглянув под диван, она переходит к книжным полкам.

Среди рядов книг по истории Фрива ее взгляд натыкается на темно-синий кожаный корешок, украшенный золотыми буквами с надписью «Анатомия домашнего скота». В ином случае эта книга не обратила бы на себя внимания Виоли, но эти слова написаны на темаринском, а не на фривийском. Она достает книгу с полки, но как только начинает ее открывать, слышит голоса за дверью.

– Я сказала им, что вам нужны яйца на завтрак, – раздается голос Женевьевы, и Виоли в панике замирает. – И меня заверили, что это не будет проблемой.

– Очень хорошо, – отвечает голос Евгении. – Я продрогла до костей – проследи, чтобы мой чай был как можно горячее.

– Конечно, миледи.

Дверная ручка в гостиную начинает поворачиваться, и у Виоли не остается другого выбора, кроме как забежать в комнату принцев, тихо закрыв за собой дверь. Ее сердце бешено стучит в груди, и когда шаги Евгении раздаются по полу гостиной, она едва осмеливается дышать. Посмотрев вниз, Виоли понимает, что все еще сжимает в руках ту книгу. Она может лишь надеяться, что Евгения не заметит ее отсутствия до тех пор, пока девушке не удастся сбежать.

Виоли слышит скрип стула по каменному полу и представляет, как Евгения устраивается за обеденным столом. Виоли засовывает книгу в карман фартука и оглядывает темную комнату, освещаемую лишь маленьким окошком между двумя узкими кроватями. Солнце едва взошло и теперь заливает комнату тусклым и призрачным светом. Ее первая мысль – вылезти в окно. Они всего лишь на втором этаже, и прямо за окном