убил там Марион, пришлось нанять частного сыщика, чтобы разыскать их, — вот откуда у меня появилась эта идея для тебя. — Он делает паузу и роняет еще одну прядь волос мне на колени. — Ты появилась как раз вовремя. Я примерялся к Тамсин, все уже продумал и был готов приступать. Нина говорила, она ищет психотерапевта, но сама-то не хотела меня ни с кем делить. — Он снова смеется. — Я был ее маленьким секретом, как и у тебя. Я понимал, что после смерти Нины потребность Тамсин в психотерапевте станет еще сильнее, так что все складывалось просто идеально. Но тут она остригла волосы.

— Ты приехал сюда, в «Круг», после убийства Марион? — переспрашиваю я, чтобы поддержать разговор, ведь, пока мы разговариваем, я остаюсь в живых.

— Да. Такая шутка судьбы. Родители выбрали Лондон, надеялись затеряться здесь, как иголка в стоге сена. К тому же это закрытый коттеджный поселок — идеально, чтобы спрятаться от меня. А в итоге оказалось, что это идеальное место для меня.

— Он никуда нас не выпускал, держал под замком, как в тюрьме, — говорит Лорна чуть более твердым голосом. Она подходит ближе, я уже вижу ее в зеркале. — Запирал на весь день в доме, а по ночам — в спальне. Мы ничего не могли с этим поделать, он был намного сильнее нас. Нам разрешалось только выставлять к воротам мусорные ведра и немного копаться в саду перед домом, чтобы люди хоть иногда нас видели и не волновались. Но он никогда не выпускал нас двоих одновременно, кого-то одного обязательно оставлял в заложниках. Когда Эдварда с сердечным приступом увезли в больницу, Джон сказал ему, что убьет меня, если он кому-нибудь проболтается. Мне навещать Эдварда он не позволял, так что, когда я звонила в больницу, приходилось объяснять, что я слишком слаба, чтобы приехать.

— Лорна, но ведь на самом деле это не так, правда? Вы сильная, — говорю я, пытаясь поймать в зеркале ее взгляд, чтобы она поняла: если мы хотим выбраться из этой передряги, ей придется быть сильной. Но она слишком увлечена рассказом.

— Он заставил меня врать полиции. Я вынуждена была солгать, будто слышала, как Оливер и Нина ссорились. Солгать, что она призналась мне, будто у нее есть любовник. Солгать, что я видела, как в тот вечер, когда она была убита, Оливер сразу вошел в дом. — Она цепляется за нитку жемчуга, как за спасательный круг среди шторма, бушующего в ее душе. — Видимо, он увидел, что Оливер сидит в сквере, и решил воспользоваться моментом — пошел и убил Нину. Я не знала… Не знала, что он сделал, — пока он сам не пришел и не сказал мне, что говорить полиции, когда они явятся. Он угрожал убить Эдварда, если я не буду слушаться, он все время грозил, что убьет нас. — Она снова с трудом сдерживает слезы. — Оливер и Нина никогда не ссорились. Они любили друг друга.

Томас сердито мотает головой:

— Нет. Нина его не любила, она любила меня. Просто не могла этого понять, вот и все. Как и те две сучки. Но с тобой все по-другому, Элис. Просто мне не хватило времени. Еще немного, и у нас бы все получилось.

— Что получилось бы?

Он наклоняется и приближает ко мне лицо.

— Ну признай же, Элис, — говорит он мягко. — Ведь ты уже начинала в меня влюбляться.

Я смотрю на наши отражения в зеркале, охваченные изысканной рамой. Их можно принять за фотографию.

— Лорна, — говорю я как можно более твердым голосом.

Мы встречаемся взглядами, и я показываю глазами на ножницы, они по-прежнему в руке у Томаса, но она может до них дотянуться, и я надеюсь, что она поймет мой намек. Но Томас перехватывает мой взгляд и, почти по-детски расхохотавшись, поднимает ножницы высоко над головой.

— Элис, она не станет тебе помогать, ведь я ее сын.

Он прав, я и сама это понимаю. К тому же Лорна в любом случае физически гораздо слабее, чем он. Она не сможет выкрутить ножницы у него из руки и уж тем более — воспользоваться ими.

— Разве она сдала меня полиции после того, как я убил Джастин? Когда убил Марион? — продолжает Томас. — Нет, не сдала. Прикрывала ли она меня после того, как я убил Нину? Да, прикрывала. Кровь не водица, Элис. А Джастин, Марион и Нина — всего лишь водица, так-то.

— Но Эдвард! — говорю я. — Эдвард — это твоя кровь. А ты его убил.

Я задеваю болезненную струну.

— Я его не убивал! — орет он.

— Фактически — убил.

И тут Лорна испускает вопль — не испуга, не боли, но бешеной ярости, который все звучит, и звучит, и не умолкает. Вопль исходит откуда-то из глубины ее души, стирая естественное стремление матери защитить свое дитя, что бы оно ни совершило. И Томас, почувствовав перемену, на несколько бесценных мгновений замирает, так что я успеваю, по-прежнему привязанная к стулу, рвануться вверх и назад и врезаться в него. Томас падает на пол, и я тяжело валюсь на него вместе со стулом. От неожиданности он выпускает ножницы из рук.

— Лорна! — кричу я.

Она прерывает свой вопль и во все глаза смотрит на меня и Томаса, рухнувших на пол. Он пытается спихнуть с себя стул, пригвоздивший его к полу, но я наваливаюсь всем телом.

— Лорна! — кричу я снова. — Зовите на помощь!

Томас с бешеным ревом обхватывает стул и все-таки сбрасывает его с себя; я с грохотом падаю на пол. Нечем дышать, из легких от удара будто вышибло весь воздух. Я лежу беспомощная, и он бросается на меня сверху, наваливается и давит. Его руки тянутся к моей шее, лицо искажено злобой, он сдавливает мне горло все сильнее, и я понимаю, что, даже если Лорна позовет на помощь, меня уже не спасти.

Я слышу его рев, ощущаю усиливающуюся тяжесть в груди, зато его руки слегка ослабляют хватку, и мне удается повернуть голову вбок, отчаянно хватая воздух ртом. Его руки становятся все податливее и наконец совсем отпускают мою шею, и в ту же секунду его голова обрушивается на мою, и я наконец понимаю, что за глухие удары повторяются снова и снова.

Полгода спустя

В ДВЕРЬ СТУЧАТ ТАК РОБКО, ЧТО Я ЕДВА СЛЫШУ.

Опускаю книгу на стол из сосны и вытираю внезапно намокшие ладони о джинсы. Я ждала Еву, но все равно ужасно волнуюсь перед встречей. Вдруг она знает?

«Все в порядке, — напоминаю я себе, направляясь к двери. — Она не знает. Благодаря Лорне никто никогда не узнает».

Тело Томаса, лежащее поперек моей груди, было таким тяжелым, что казалось, вот-вот раздавит меня насмерть. Мне удалось повернуть голову вбок, но набрать воздуха в легкие не получалось. Лорну будто парализовало от шока. Она пришла в себя, только когда услышала, что я задыхаюсь. И попыталась стащить с меня Томаса, но ей не хватило сил.

— Меня тащите!

Она поняла, просунула руки мне под плечи и вытянула достаточно, чтобы убрать давление с груди. Дальнейшее я помню как в тумане: полиция, осторожные во­просы, неотложка, потрясенные люди на улице вокруг машин скорой и полиции, с визгом примчавшихся в «Круг». А еще — Ева и Тамсин, которые в изумлении смотрят, как мы с Лорной идем к машине скорой помощи, и понимают: здесь произошло нечто большее, чем смерть Эдварда.

До меня тогда вдруг дошло, что все — не только полиция, но и Лео, Джинни, Дебби и все, кто живет в «Круге», — теперь узнают, как меня провел незнакомец, явившийся в наш дом за полтора месяца до этого.

— Они узнают, — рыдала я, в отчаянии глядя на Лорну, пока мы сидели в скорой и ждали, когда она тронется. — Все узнают, какая я идиотка. Это просто невыносимо.

Лорна нашла мою руку под одеялами, которыми нас плотно укрыли, и пожала ее.

— Все узнают лишь то, что ты зашла попрощаться со мной и Эдвардом и тебя