Кроме того, я подумала, что, если ты прочтешь все свои письма подряд, без моих, от первого до последнего, ты узнаешь много нового о себе. Не только «плохого», которое ты иногда так охотно видишь в себе. Возможно, ты начнешь смотреть на себя другими глазами. К примеру, моими. Но я скажу тебе все это, только когда мы встретимся лицом к лицу. Сейчас, пожалуйста, не тревожь меня, Яир, отпусти. Мне нужно написать о другом.

Он пробежал по садовой дорожке прямо до меня, вероятно, не понимая, почему я не бегу к нему с криком: «Кто это пришел ко мне?» Посередине дорожки, в том месте, где не хватает одной плитки, есть ямка. Амос уже два месяца обещает заделать ее, и до сих пор у него не было на это времени. Нога Йохая попала в эту ямку, подвернулась и… Это не оправдание. Обычно я никогда не жду, чтобы он добежал до этого места. Я всегда оказываюсь там быстрее, чем он. Возможно, потому что он бегает так – счастливо, свободно – с двухлетнего возраста. Мы всегда радостно машем руками и скачем друг другу навстречу. Но, едва очутившись в моих объятиях, он тут же в ужасе отскакивает, не понимая, кто я такая (и с чего это вдруг я пишу об этом?). Что же произошло сегодня? А то, что я увидела его. То есть я увидела его таким, каким мне нельзя его видеть: увидела, как его трясет. Его ступни. Как упали его очки и вытянулось лицо. Мне нельзя писать о таких вещах. Я только подумала, что он старается, так сильно старается, но не может воспарить. Мгновение неконтролируемого гнева. Не на него. Не на него? Да, отчасти и на него. На то, что сдерживает ее внутри его и не дает ей вылупиться из его скорлупы. Прошло уже десять лет, а я все еще ищу знаки и намеки. «Гнев на него» (как я набросилась на тебя за эти слова). Да. И злость на Амоса из-за плитки. Злость на Анну – я и ее не обделила сегодня. Вся эта злость так и не сложилась в единый ответ.

Я стояла там. Он вышел из автобуса и побежал. А тут не хватает плитки. Я видела, как водитель смотрит ему вслед.

Да.

Он уже почти отъехал, но почему-то остановился и смотрел. Я видела трех других мальчиков в автобусе. Они смотрели словно в пустоту, ничего не видя. Они ездят вместе каждый день уже четыре года и все еще не узнают Йохая. Он их тоже не узнает. А водитель почему-то задержался сегодня и смотрел, как он бежит. Новый водитель, видимо, неопытный. И как он глядел. Так бывает, когда нечто ужасное вдруг приковывает твой взгляд. И когда Йохай споткнулся там, в том месте, где не хватает плитки, кажется, я была уже так далеко, не желая иметь с ним ничего общего, что даже не пошевелилась.

Не буду вырывать эту страницу. Она останется в твоей тетради, ты получишь и ее. Все равно тебе уже доводилось слышать от меня вещи и пострашнее. Но теперь дело обрело новый поворот: я никогда не писала подобных писем самой себе, ради себя самой.

Мне следовало бы вырвать предыдущую страницу. Я вижу, что таким образом оставляю лазейку для ей подобных, а этой крайне нежелательно – только не в моем нынешнем положении. Полдень выдался ненастным; но, по крайней мере, дом впервые за долгое время сияет чистотой. И вот опять, я снова перед этой тетрадью, и каждое слово тянет вслед за собой другое. Я хотела, чтобы единственными словами в этой тетради были твои, и провела целую неделю, переписывая их, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не добавить ни одного слова от себя, а сейчас – смотри как прорвало. Но это не те слова, которые тебе надлежало услышать, и они сказаны вовсе не тем тоном.

Ведь ты не отправил мне ни одной строчки в ответ на то, что я рассказала в последнем письме. В ответ на то сокровенное, что я рассказала. Даже короткого, вежливого отказа я не получила. Как ты мог? Ты-то мог. Это я не могу. И меня пугает само осознание того, насколько я не способна на это.

Доброе утро, уже новый день. Не беспокойся, я в порядке. Вынырнула из водоворота, который было увлек меня вчера. И когда ты прочтешь то, что я написала на предыдущих страницах, мы оба посмеемся надо мной.

Пятнадцать минут шестого. Скоро рассвет.

Я закончила переписывать твои письма три дня назад, ровно в этот час. Я просидела несколько минут, ничего не чувствуя. Слегка ошеломленная, немного пьяная. Я думала, что с того момента смогу писать только твоими словами, что закрыть тетрадь будет почти невыносимо. А еще я почувствовала, что ждала отрезвления, но оно так и не явилось. Но была вознаграждена рассветом, какого я не видела долгие годы. Волны золотого света струились сквозь Иерусалим, и я говорила себе, что это – знамение.

Вот и сейчас – солнце. Конечно, сегодня оно не так впечатляет. Но давай пойдем прогуляемся.

Какой аромат, вдохни его. Такой воздух бывает только в этот час. Он такой холодный и так полон туманных запахов! Каждое дерево и каждый камень окутаны своим собственным облаком… и если я пробуду здесь чуть дольше, то тоже замерзну, а облако окутает меня. Я снова веду тебя к плотине. На этот раз я покажу тебе пейзаж, которого свет не видывал. (Вот только мое дыхание внезапно оборвалось, и я присела отдохнуть на камень.)

Твои фразы и их обрывки гудят в моей голове, словно стук колес после долгого путешествия на поезде. Я могу пересказать их тебе наизусть. Я бы хотела, конечно, чтобы ты забыл некоторые из них. Вообще я не хочу, чтобы впредь слова служили преградой между нами. Лучше бы я просто была с тобой, физически, или даже не важно как именно. Чтобы я могла дотронуться до тебя, вдохнуть запах твоего пота, посмотреть, как ты занимаешься разными делами – например, жаришь яичницу. Что угодно.

Лишь встретившись с тобой лицом к лицу, я смогу рассказать, что происходило со мной после разговора с Амосом и в течение целой недели, проведенной наедине с твоими письмами. Как я спорила с тобой, пока переписывала их, и как мое сердце стремилось к тебе. Как много носовых платков я извела от боли непонимания и исступленных прозрений. Идем же дальше, пока солнце не иссушило все облака.

Внезапно я вспомнила, что забыла закрыть дверь. А ведь иногда Йохай в этот час начинает беспокоиться. Как жаль, как ужасно жаль: ведь я хотела пройти с тобой до самой плотины, потому что там глубоко, и можно нырнуть в облака и гулять в них – но мне нужно немедленно —

Не волнуйся, я уже дома, и он спит, я не забыла закрыть дверь. Только зря волновалась. Напугала саму себя, когда уже почти дошла до плотины. Теперь сержусь на себя за это. Ведь мне так хотелось, чтобы ты увидел, как я представляю себе место, где людям назначают судьбы. И тогда бы мы немного поблуждали там вместе. А этот особый запах, когда сухие, колючие растения пропитываются влагой. Ни одно другое время дня не пахнет так. Будь у меня хотя бы еще три минуты, да даже одна, мы смогли бы туда попасть.

По крайней мере я видела восход. И секретный уговор я заключила с этим днем: когда-нибудь, в том нашем более просторном времени, мы отправимся туда вместе.

Посмотри, как я сижу на ступеньках, пытаясь восстановить дыхание. Наслаждаюсь быть просто телом. Живой плотью, выполняющей предписанные ей функции. Абсолютно свободной от таких слов, как «жаль» и «но»…

(Уже шесть, и нужно спешить. В восемь приедут за Йохаем. Увидимся позже!)