руки и голову, потом, разрубив туловище на мелкие части, топтали ногами останки неповинного страдальца в глазах старика отца его. Самого боярина Кирилла Полуектовича злодеи заставили принять монашество, сослав его в Кириллов монастырь.

Н. Полевой[98] говорит, что он там и умер, но это неверно; в Высокопетровском монастыре, в Москве, находится его могила. По году его кончины видно, что после мученической смерти сыновей он прожил еще девять лет. Любопытно знать, где он провел эти девять лет и точно ли был пострижен, чего не видно в надписи на могиле.

Жизнь самой царицы также была в опасности. Наталья укрылась в Троицко-Сергиевском монастыре; Петр здесь чуть-чуть не погиб от отравы.

Царицу Наталью Кирилловну за введение при Кремлевском дворе музыки и театральных представлений фарисейски набожная тогда партия Милославских называла еретицей. Но какую же злобу и ненависть вызвала вскоре жена царя Феодора Алексеевича, Агафья Семеновна, взятая из польского рода Грушецких.

Она была выбрана царем не по-старинному, на смотрах в верховых опочивальнях, а приглянулась просто на улице во время крестного хода. Эта царица, по преданию, уговорила царя снять с себя и с бояр женские охабни, стричь волосы, брить бороду и ходить по-польски с саблей и носить кунтуш.

Царь все это исполнял в угоду царицы и только одного не делал – не брил бороды, и то потому, что у двадцатилетнего монарха борода еще не показывалась.

Царица Наталья прожила только тридцать девять лет. В день кончины ее Петр писал к архангельскому воеводе Апраксину: «Беду свою и последнюю печаль глухо объявляю, о которой подробно писать рука моя не может, купно же и сердце».

В стенах древнего Высокопетровского монастыря, до бывшего в Москве морового поветрия, погребались все члены фамилии Нарышкиных.

Монастырь этот основан при Дмитрии Донском; первый игумен был Иоанн, известный установитель общежития монахов в Москве. По смерти Алексея митрополита, Иоанн, в свите известного Миняя, отправился в Царьград и после смерти митрополита безуспешно искал себе сана митрополита, соперничая с переяславским архимандритом Пименом.

В 1505 году монастырь Петровский был перестроен и назван Высокопетровским; так говорит Амвросий в своей «Истории Российской иерархии». В «Степенной книге» сказано: «На месте, где построен монастырь, прежде было одно из селений боярина Кучки, называвшееся Высоцкое, отчего и монастырь назван Высокопетровским». В той же «Степенной книге» говорится, что «великий князь Иван Данилович Калита, проезжая близ этого места, узрел над ним видение: белый, как бы снеговой столб, и в память этого видения Калита основал на этом месте храм во имя Божией Матери».

Петр I, вступив на престол, приказал в 1690 году, в память убиенных стрельцами дядей своих, погребенных здесь, построить каменную колокольню и кельи для монахов.

Нарышкины погребены в холодном храме Боголюбской Богоматери. Здесь по обеим сторонам стоят ряды каменных, соединенных между собою памятников, точно таких, как в Архангельском соборе, с поставленными на них черными дощечками.

На эти дощечки перенесены в сокращении старинные надписи, иссеченные на памятниках внизу в головах. Всех рядов шесть, памятников восемнадцать, по правую сторону три ряда, или девять памятников мужского рода, по левую также три ряда – девять памятников женского рода.

Один из Нарышкиных, генерал-поручик Петр Кириллович, был погребен около храма в 1770 году. До нашествия французов в Москву 1812 года все эти памятники были покрыты красным сукном, но в приход французов сукно было похищено.

Некогда в ризнице монастыря находились парадные покровы – всех таких было девять; покровы были малиновые и зеленые бархатные, обшитые серебряными тонкими круглыми бляхами величиною с большое яблоко.

В тридцатых годах нынешнего столетия на каждом памятнике стояли образа святых, соименных погребенным в могиле. В 1812 году французы, думая найти сокровища в гробах, разломали памятники и осмотрели могилы. Надписи на некоторых памятниках тоже истреблены французами.

Каменные палаты Нарышкиных в Москве были в Белом городе, на берегу Неглинной, там, где теперь дом Горного правления. Родовой дом Нарышкиных продал племянник Натальи Кирилловны – Александр Львович Нарышкин, жене генерала Н. С. Свечина; последняя в 1818 году продала его уже Горному правлению.

Племянник царицы и двоюродный брат Петра Великого Ал. Львович был очень любим императором; Петр его иначе не называл, как Львовичем. В молодых летах он путешествовал по Европе, где обучался морской науке. Петр его хотел отправить в Испанию для склонения короля к войне с Швецией; в изготовленной грамоте государь называл его графом. С 1723 года он управлял Морскою академиею и школами. При императрице Екатерине I он был президентом камер-коллегии и директором артиллерийской конторы и числился еще тогда капитаном от флота.

Его врагом был тогда всесильный Меншиков; он уговорил впоследствии императора Петра II лишить его чинов и сослать в дальние деревни. Опала его продолжалась недолго; с удалением Меншикова он снова приехал ко двору, где по-прежнему стал посещать юного монарха и смело укорял его за праздность и охоту.

Долгоруковы опять уговорили Петра II удалить Нарышкина в его подмосковное село Чашниково. Это еще более раздражило Нарышкина, и он еще смелее стал укорять императора и роптать на правительство.

Когда его сосед, Козлов, уговаривал Нарышкина выехать к государю, забавлявшемуся охотою близ места ссылки Нарышкина, и испросить у него прощение, он отвечал: «Что мне ему, с чего поклониться? Я и почитать его не хочу, я сам таков же, как и он, и думал на царстве сидеть, как он; отец мой государством правил, дай мне выйти из этой нужды, я знаю, что сделать»[99].

Это неуважение к императору, переданное государю, подвергло его суду по законам (1729). Он был в опасности подпасть розыску или пыткам, но милостивый император велел допросить его не в полном собрании Верховного совета, а только двум членам – Остерману и князю В. Л. Долгорукову.

Нарышкин был отправлен в свое Шацкое имение, в Тамбовскую губернию. Долгоруковы велели объявить ему чрез своих агентов: если он отдаст им две вотчины – Покровское и Кунцово, то будет по-прежнему в Москве.

Он с негодованием отверг это предложение и оставался в опале до самой смерти Петра II. Императрица Анна в числе разных отличий, дарованных ему, сделала его директором императорских строений и садов.

Императрица Елисавета, по восшествии на престол, пожаловала его кавалером ордена Св. Андрея Первозванного и произвела в действительные тайные советники. Он умер в 1745 году, на пятьдесят первом году от рождения.

В своем Покровском он построил церковь и вывез образа из Италии для иконостаса этого храма. В этой церкви хранится в ризнице полотенце, вышитое золотом и