обретает себя, все разговоры его отдельных частей и механизмов моментально прекращаются, сливаясь в один голос, который и есть голос души корабля.

— А ты кто такой, а? — со смешком осведомился Пар.

— Я — «Димбула», разумеется. И никогда не был никем иным — ну разве что только круглым дураком!

Буксир, который каким-то чудом сумел увернуться от них, выскочил из-под самого носа парохода; а его оркестр, гремя барабанами и литаврами, шумно разразился популярным, но несколько непристойным шлягером:

И во времена старого Рамзеса — ты согласна?

И во времена старого Рамзеса — ты согласна?

И во времена старого Рамзеса,

И доныне история остается неизменной,

Ты согласна — ты согласна — ты согласна?.. 

— Что ж, я рад, что ты обрел себя, — сказал Пар. — По правде говоря, я малость притомился болтать со всеми этими шпангоутами и стрингерами, да еще и с каждым по отдельности... А вот и карантинная зона! Потом мы отправимся на верфь, где приведем себя в порядок, — а в следующем месяце все повторится сначала...

МЕЖДУ МОЛОТОМ И НАКОВАЛЬНЕЙ

Провиант и прочие припасы дороги и очень плохого качества, а условия даже для мелкого ремонта отсутствуют.

«Предупреждение мореплавателям»

Национальная принадлежность этого судна была прописана в судовых документах как британская, но вы бы не отыскали названия компании, которой оно принадлежало, в списках нашего торгового флота. Это был винтовой грузовой пароход, ничем не отличающийся от любого другого трампового судна[37]: водоизмещением в девятьсот тонн, с обшитым железом корпусом и парусным вооружением шхуны. Но каждый пароход, как и человек, имеет свои склонности и характер. Некоторые, например, за соответствующее вознаграждение готовы держать как можно круче к ветру — и в нашем грешном мире таким людям и кораблям непременно находится соответствующее применение.

С того момента, как «Аглая» впервые вышла в Клайд — новенькая, сверкающая и невинная, с пеной дешевого шампанского, еще не смытой с форштевня, — судьба в лице ее владельца, который одновременно приходился ей капитаном, решила: отныне она будет иметь дело исключительно с оказавшимися в безвыходном положении коронованными особами, спасающимися бегством президентами, нечистыми на руку финансистами, женщинами, которым требуется решительная перемена обстановки и климата, и прочими нарушителями закона. За время своей бурной карьеры ей не раз случалось побывать в Адмиралтейском суде, где данные под присягой показания ее шкипера вызывали жгучую зависть у коллег по цеху. Моряк не станет лгать перед лицом морской стихии — ураган не введешь в заблуждение; но, как убедились судейские чиновники, он компенсирует эту упущенную возможность, едва ступив на сушу и предусмотрительно держа в обеих руках разноречивые документы и письменные свидетельства.

«Аглая» сыграла заметную роль в спасательной операции на реке Макино. Тогда она оступилась впервые, там же узнала, что значит сменить название, сохранив все остальное, и пересечь океан из конца в конец. Под именем «Путеводной звезды» ее с нетерпением ждали в одном южноамериканском порту, правда, из-за сущего пустяка — когда она на полном ходу вошла в гавань, ей подвернулись на пути угольная баржа и единственный военный корабль маленького, но гордого государства, который как раз собирался бункероваться. Без объяснения причин она бросилась наутек в открытое море, не обращая внимания на то, что батареи трех фортов целых полчаса палили ей вслед. В качестве «Джулии Макгрегор» она оказалась замешана в некой темной истории, сняв со спасательного плота нескольких джентльменов, которым полагалось бы оставаться в Нумеа, но которые предпочли рассориться с властями в другом уголке земного шара. Под именем «Шахиншах» ее задержал в открытом море с грузом военного снаряжения крейсер одной беспокойной державы, состоящей в натянутых отношениях со своими соседями. В тот раз ее едва не потопили, но ее изрешеченный корпус предоставил возможность недурно подзаработать адвокатам обеих стран. Однако уже спустя несколько месяцев она возродилась под именем «Мартин Хант», с корпусом, выкрашенным в серо-стальной цвет, с темно-оранжевой дымовой трубой и бледно-голубыми шлюпками, и ввязалась в контрабандную торговлю в Одессе, пока ей не предложили (да так, что от этого предложения невозможно было отказаться) держаться как можно дальше от портов Черного моря.

На ее долю выпали бесчисленные экономические и политические кризисы и неурядицы. То невозможно было днем с огнем отыскать никаких грузов, равно как и платы за их транспортировку, то члены профсоюза моряков забрасывали гаечными ключами и гайками дипломированных капитанов, то стивидоры с помощью нехитрых махинаций осуществляли разгрузку так, что груз буквально испарялся на пристани. Но «Аглая», под какими бы именами она не значилась, продолжала заходить в порты, неизменно деловитая, настороженная и неприметная.

Ее капитан не жаловался на трудности, а экипаж подписывал новые трудовые контракты так же охотно, как боцманы на трансатлантических лайнерах. В случае необходимости она легко меняла название, но хорошо оплачиваемый экипаж не изменял ей никогда; и большая часть доходов, полученных от тайных рейсов, щедрой рукой расходовалась на нужды машинного отделения. «Аглая» никогда не беспокоила страховщиков и очень редко останавливалась поболтать с сигнальными постами, поскольку, как правило, была занята неотложными делами приватного свойства.

Но всему на свете приходит конец. Пришел он и торговым операциям «Аглаи», все еще носившей имя «Мартин Хант», да и ей самой. В Европе, Азии, Африке, Америке, Австралии и Полинезии воцарился мир. Державы вели себя друг с другом более-менее честно; банки рассчитывались с вкладчиками вовремя; бесценные бриллианты благополучно попадали в руки владельцев; республики переводили дух, вполне довольные своими диктаторами; дипломаты не усматривали никого, чье поведение беспокоило их хотя бы в малой степени; монархи жили с законными женами. Складывалось впечатление, что весь мир принарядился в свой лучший воскресный наряд; и дела «Мартина Ханта» шли все хуже и хуже.

И когда это благочестивое спокойствие похоронило под собой «Мартина Ханта» вместе с его стальным корпусом, оранжевой дымовой трубой и всем прочим, в другом полушарии внезапно возник китобойный пароход под названием «Галиотис» — черный и ржавый, с трубой цвета гуано, разнокалиберными шлюпками и огромной печью для вытапливания ворвани на передней палубе. Не могло быть сомнений в том, что его плавание было успешным — «Галиотис» заходил в несколько малоизвестных портов, и дым от вытапливаемого китового жира повсюду осквернял воздух ни в чем не повинных побережий.

Вскоре этот китобой снова