Шрифт:
Закладка:
Но, в самом крайнем случае, если они и отыщут Джима, что тогда? Мэри попыталась представить, что он может сказать Киту и Элис, как описать ее и их отношения? Скажет ли, как это было прекрасно, как изменило к лучшему их обоих? Или же сосредоточится на ужасном, запутанном конце? Мэри только молилась, чтобы это оказалось не так. Она никогда не переставала думать об их последних моментах, проведенных вместе, и о том, как они нисколько не отражали всей их прошлой, чудесной, безупречной жизни. Если бы только Джим мог вспомнить об этом, он бы, конечно же, вернулся домой. И Мэри было важно именно это – чтобы он вернулся, потому что захотел этого.
– Ну, начинаем? – Олив уже сидела за своим столом и скинула туфли.
Тед немного робко взглянул на Мэри. Он заклеивал полную коробку визиток липкой лентой.
– Может, после смены нам стоит обсудить, как лучше поступить с этим?
– Да, пожалуй, – ответила Мэри, занимая свое место и разворачивая шоколадку, оставленную Тедом на ее столе.
Она начала жевать, но шоколад не хотел проглатываться. Мэри представляла себе Элис то на пляже, то на обочине какого-то скоростного шоссе, то в горах, приказывающую Киту проверить то или другое место. У нее есть телефон Элис, она может написать ей…
Как раз, когда Мэри почти вытащила телефон из кармана своего рюкзака, телефон на столе перед ней начал звонить.
– Это твой первый вызов, – прокричала ей Олив из-за широкой спины Теда. – Готова?
– Конечно, – соврала Мэри и подняла трубку. – Алло, добрый вечер, вы позвонили в «НайтЛайн». Прежде чем мы начнем разговор, я должна задать вам несколько вопросов…
Пока женщина на другом конце трубки, всхлипывая, отвечала ей, Мэри решила, что нет смысла контактировать с Элис. Не теперь. Она подождет ее возвращения, а пока у нее полно дел здесь, в Илинге. Она постаралась сосредоточиться на своей собеседнице. Всякий раз, говоря по телефону, Мэри не забывала, что ее долг – подбирать правильные слова. Слова, чтобы успокоить, чтобы помочь.
Потому что она уже подвела Джима и теперь не могла подвести больше никого.
– 36 –
2011
– В смысле, не можешь? – В ответ – тишина, и Мэри добавила: – Это мамин юбилей. Шестьдесят лет. – Как будто это что-то меняло.
– Прости. Но я тебе не компания. Тебе лучше будет там без меня.
Мэри несколько недель назад выбрала Джиму закуски, основное блюдо и десерт. Уже был общий план рассадки. Теперь ей придется сидеть возле пустого кресла справа от нее и непрерывно объясняться с двадцатью тремя другими гостями. Ну как она сможет сказать им, в чем дело? Она и сама с трудом может выстроить все эти слова в своей голове. Джеймс слишком подавлен, чтобы приехать. Одному богу известно, что они все могут подумать об этом.
Еще один стук в дверь, еще один звонок от таксиста, мигающий на экране ее телефона.
Никто из них не шевельнулся. Между ними, в густом августовском воздухе, медленно парили пылинки.
– Тебе надо ехать, – кивнул Джим в сторону двери. Она слышала, как зашуршали его носки по половицам, когда он сделал шаг в ее сторону. Он уже успел разуться.
– Прости?
– Я сказал, что мне очень жаль.
– Но этого недостаточно, верно? – Мэри почувствовала, как громкость ее голоса вырывается из-под контроля. Она утратила все чувство осторожности по отношению к стоящему перед ней человеку, единственному, кого когда-либо любила, – не говоря уже о соседях. – Ничего этого недостаточно. Что ты себе позволяешь, отказываясь вот так, в чертову последнюю минуту, заставляя меня врать маме в лицо? Как ты можешь быть таким эгоистом?
– Не надо ей врать. Скажи, что я болен. Она пойм…
Но Мэри не желала этого слушать. Возможно, впервые за все время, свойственный ей самоконтроль был пробит. Она и сама представления не имела, что у нее может вырваться в следующий момент.
– Ты, может, воображаешь, что мне прямо так все это нужно, а? Да мне гораздо лучше без всего этого… дерьма. Тебе не кажется, что я заслуживаю от тебя чего-то получше?
Настала тишина, которую через несколько секунд прервал голос Джима, тихий, как шорох.
– Заслуживаешь. Я всегда говорил, что заслуживаешь.
– И это все, что ты можешь мне сказать? Все? Это недостаточно! Этого просто недостаточно!
И на этом пламя в голосе Мэри вдруг потухло. Она оперлась рукой о стену для поддержки, стискивая в другой свою дорожную сумку. Шел уже – что, третий месяц плохих дней? Все эти долгие, темные дни борьбы, которые и вызвали ее вспышку; то, что он заранее разулся, послужило искрой; а теперь она стояла на пепелище своей ярости, уже обо всем сожалея.
Мэри сама себя ненавидела. Она ведь была терпеливой, любящей, доброй. Это раздражение заставило ее стать не такой. Это была только вспышка. Такое бывает с каждым.
Она взглянула на окно, где на подоконнике стояли их лучшие фотографии. В центре стояла та, которую они сделали прошлой весной в Берлинг Гэп, на скамеечке над морем, чуть больше года назад. Это были совершенно идеальные выходные. И это настроение пребывало с ними все Рождество, Новый год и Пасху, пока депрессия, взявшись из ниоткуда, снова не разорвала его бедную голову.
И уже много недель, сколько Мэри могла упомнить, среди кошмаров Джима ее эмоциям не было никакого места. Но теперь, когда они вырвались из нее, все прошло. Что же и есть любовь, если не терпение? Не доброта? Конечно, она не отступится от него. Теперь, провинившись, она станет еще внимательнее к нему. Станет такой, как ему нужно.
Не успев извиниться, Мэри ощутила, как губы Джима прижались к ее лбу. В эту секунду она снова очутилась в отеле в их первую ночь; в пабе в Портраше, когда согласилась переехать в Илинг. Она попыталась вспомнить, когда еще он целовал ее вот так, но все было как-то смутно. Счастливая, запутанная муть.
Но она напомнила Мэри, что того, что есть между ними, всегда будет достаточно, чтобы бороться дальше. Они всегда смогут вместе найти дорогу к счастью,
