Шрифт:
Закладка:
– Ты сапоги почистить не забудь, – беззлобно напомнил Волков. – Ни в какие свары я не набиваюсь. Думаю просто.
– Думаете, – бубнил Ёган, уходя в спальню, – уже, видно, придумали, как чернявого мужика убить.
Но кавалер его не слушал, он повертел головой, разминая шею, и спросил Сыча:
– А Рутт сама какова из себя?
– Графиня, одно слово. И не скажешь, что когда-то волосатым пирогом торговала да воровала по трактирам.
– Прямо графиня? – не верил кавалер.
– Не меньше, платье – бархат красный, цепь золотая, перстни на перчатках, сама красивая. Я б ее поимел.
– Да ты и корову дохлую в овраге поимел бы через неделю воздержания, – крикнул из спальни Ёган.
– Цыц, болван, велел тебе господин сапоги чистить, так чисть, чего разговоры слушаешь, – откликнулся Сыч. – То не про тебя разговоры; как до железа дойдет, так ты в телеге сидеть будешь или, как в прошлый раз, на кровати храпеть.
– Чего это на кровати? Да я на кровати лежал, потому как в беспамятстве был, – прибежал из спальни Ёган, грозя Сычу пальцем, – а вот что ты делал, а? Я так понял, что господин один с разбойниками бился.
И, видно, этими словами он достал Фрица Ламме.
– Ты руками-то, дурак, тут не маши своими, – начинал злиться он, – а то я тебе сам махну.
– Чего ты махнешь? Махальщик, махнет он, – начинал заводиться и Ёган. – Я тебе сам так махну…
– А ну тихо вы, – рыкнул кавалер, – угомонитесь оба, ополоумели? Ты сапоги чисть и собирайся, съезжаем завтра, а ты за пивом мне сходи в другой трактир.
Сыч едва до двери дошел, бурча и обещая что-то Ёгану, как явился Максимилиан и сообщил, что прибыли четыре купца, одного из них управляющий Вацлав знает, зовет господином Аппелем, и они просят дозволения видеть господина кавалера.
Ёган в который раз выглянул из спальни и сказал:
– Честные люди уже ужинать думают, а эти в гости пожаловали, нате вам, здрасте, на ночь глядя, с чего бы?
– Займись ты наконец делом, чертов болван! – рявкнул на него Волков. – Но сначала мне одежду дай и стаканы ставь на стол. Сыч, вина у Вацлава проси, а ты, Максимилиан, скажи, что приму купцов.
* * *
Купчишки, а пришло их трое, судя по виду, в гильдии были не в первом ряду: нет, не торговцы с рынка, конечно, но и не из негоциантов первой десятки. Одежда у них оказалась исправной, чистой, но без излишеств. Ни золота на пряжках, ни перьев заморских птиц на шапках, ни мехов. Один из них был в перчатках и держал небольшую подушку, прикрытую красивой шелковой тряпицей. Все они люди нестарые, но и не молодые. Они кланялись кавалеру, представились, да Волков прослушал их имена; он тоже им кланялся, не поленился встать из-за стола. Запомнил имя лишь одного, того, что держал подушку, – Рольфус. Волков предложил купцам сесть за стол, да они отнекивались, ссылались на время – не хотели беспокоить господина кавалера в час ужина, хотя стаканы уже стояли на столе, и графин с вином, и чаша с сушеными фруктами в сахаре тоже.
– Так что ж вас привело, господа купцы? – спрашивал Волков.
Сыч, Максимилиан, Ёган и даже Эльза Фукс были тут, всех интересовало: чего ради эта делегация приперлась, да еще с подушкой.
И Рольфус сказал:
– Известно нам, господин кавалер, стало, что в нашем городе случилось с вами дело неласковое, что разбойники напали и вам телесный урон был нанесен. И вот, чтобы дурно о нашем городе вы не думали, решено купеческой гильдией вам сделать подношение в знак уважения нашего к вам.
Купец поклонился, подал знак своему товарищу, что был слева, и тот одним движением стащил тряпицу с подушки. Рольфус шагнул к Волкову.
Кавалер неплохо разбирался в камнях, в своей роте он был первый по ним знаток – еще в молодости научился знанию этому у первого своего офицера, который любил драгоценности. Все сослуживцы после удачных грабежей несли камни сначала ему, а не маркитантам, чтобы именно он дал им оценку, а не жилковатые торговцы.
Сначала Волков подумал, что в перстне гранат, хороший красный гранат. Но как только купец поднес подушку поближе, он разглядел, что перед ним отличный и чистый рубин великолепной огранки. Он в изумлении поднял глаза на купцов – те стояли и сияли, видя его реакцию. Дарители поняли, что перстень сразил кавалера наповал. По-другому и быть не могло, только золото и работа стоили не менее двадцати талеров, и это без камня. А цену этого красного, вернее, глубоко-розового рубина кавалер и представить не мог. Пятьдесят монет? Сто?
Да, это было королевское подношение! Королевское!
– Гильдия купцов города Хоккенхайма просит вас принять подарок, господин божий рыцарь, – произнес довольный купец, протягивая подушку поближе к Волкову и снова кланяясь.
– Отменный дар, – кавалер потянул руку к перстню, – редкий камень.
И тут из-за его плеча вылез Ёган, взглянул на перстень, чуть не носом в него ткнулся и, рассмотрев, спросил недовольно:
– Отчего бы ласка такая? То бьют нас тут, то золотом осыпают.
Волков раздраженно ткнул его локтем той руки, которой за подарком тянулся, думал уже осадить за наглость, да вдруг замер, и вопрос слуги словно клином застрял в голове его. Кавалер уставился на купца, все еще улыбавшегося ему, а рука так и не взяла перстня.
Ёган не был дураком, после тычка господина быстро пошел в спальню вещи собирать, а вот Сыч вдруг обратился к купцам:
– А отчего же ваш товарищ не поднялся сюда, вы же вроде вчетвером пришли?
Те переглянулись, вернее, два купчишки посмотрели на державшего подушку – он, видно, был у них за старшего, а тот вдруг растерялся, уставился на Волкова, словно это рыцарь задал ему вопрос, и не находил что ответить.
В покоях повисла странная тишина. Кавалер стоял и ждал ответа, а делегация безмолвствовала. И в этой тишине возникло напряжение, длилось оно, пока дуреха Эльза с ойканьем не выронила деревянный поднос для кушаний, который грохнулся на пол.
Все обернулись на нее, кроме кавалера, продолжавшего сверлить взглядом купца, что держал подушку с перстнем.
Сыч подошел к девице и выпихнул ее из комнаты прочь, а Волков, так и не дождавшись ответа, вздумал уточнить:
– Так кто это кольцо мне дарит?
– Гильдия города Хоккенхайма, – отвечал Рольфус, но уже не так торжественно,