Шрифт:
Закладка:
И тут в дверь постучали. Максимилиан пошел к двери, открыл. На пороге стоял гостиничный слуга, он сообщил, что купец Аппель желает видеть господина кавалера, если для того не поздно.
– Не поздно, – чуть подумав, сказал Волков. – Максимилиан, идите встретьте купца, Ёган, стань за моим креслом, оружие пусть наготове будет. Все остальные ступайте.
– И мне уйти? – удивился Сыч.
– Колет у тебя грязен и сам немыт, ступай, не позорь меня, – был сух и холоден кавалер.
– Да я в углу постою, там и света нет, не разглядит он мою грязь, – говорил Фриц Ламме.
– Ступай, – настоял Волков.
Сыч обиделся, пошел к двери, бурчал что-то. Но Волков был рад такой обиде, по-другому он и не знал, как заставить Сыча стирать одежду и мыться.
* * *
Купец Аппель был дороден, почтенен, имел бороду и аккуратную шапочку с «ушами», что носят образованные горожане. Он поклонился, а Волков со стула не встал, невелика птица, ответил кивком. Указал рукой на стул напротив себя, приглашал садиться, был любезен:
– Изволите вина?
– Нет-нет, кавалер, отвлекать от дел вечерних вас не посмею, к концу дня все хотят покоя, – отвечал купец, подходя к столу.
Максимилиан стал за стулом Волкова. И он, и Ёган были при оружии, что на купца произвело впечатление.
– Чем же обязан я?
– Не вы мне обязаны, а я вам.
Волков с долей удивления наблюдал за купцом, и тот пояснил:
– В моем заведении, я владелец трактира «Безногий пес», вам был причинен урон. От того скорблю я.
– Ах, вот оно что, – понял кавалер. – Значит, это ваш кабак, в котором обитала разбойница и ведьма Вильма со своей ватагой.
– Прискорбно, но это так, – извинялся купец. – Я о том сожалею.
– А вы о том не ведали, конечно?
– Что вы! Что вы! Конечно! Ни сном ни духом. Разве я бы не запретил такое?
Он врал, и Волков чувствовал это – купчишка все знал и даже мог иметь долю с грабежа. А купец понимал, что Волков ему не верит и продолжал:
– Я уже погнал с должности приказчика Руммера, на место этого подлеца другого взял.
– Да неужели? – язвительно спросил кавалер. – Как это хорошо. Может, теперь у меня и голова перестанет болеть, и рука быстрее заживет.
Купец делано улыбался шутке, но улыбка у него выходила жалкая. Он сделал шаг к столу, полез в свой большой кошель и стал доставать оттуда и выкладывать на скатерть монеты, приговаривая:
– Во искупление, так сказать, в знак понимания ваших страданий. Надеюсь, это поспособствует…
Чему это должно было поспособствовать, он не договорил, разложил монеты и замер, замолчал, ожидая реакцию кавалера. А реакция у кавалера была той, на которую и рассчитывал купец. Волков сразу узнал монеты, что лежали на краю стола. Это были великолепной чеканки папские флорины. Как о них говорили, самое чистое золото, что знает свет. Хоть и невеликие по размеру, но цена их была весьма высока. Волков даже не знал, сколько талеров серебра можно просить за эти монеты. На скатерти сверкало шесть новеньких флоринов.
Кавалер встал, забрал у Ёгана свой пояс, на котором висел меч и кошель, подошел к столу с той стороны, где лежали монеты, остановился, уставившись на купца, и сказал:
– Что ж, думаю, что вины вашей нет в том, что напали на меня в трактире.
– Истинно нет, – кланялся купец, – клянусь вам. Разве я такое допустил бы?
Волков одним движением смахнул золото со стола себе в кошель.
И купец, кланяясь на каждом шагу, пошел к двери:
– Не смею обременять, доброй вам ночи, кавалер.
– И вам, – кивал ему Волков.
А когда гость ушел, Ёган, наводя порядок на столе и глядя на дверь, заметил:
– А неплохо быть важным кавалером.
– Неплохо, думаешь? – спросил его Волков.
– А то! Чего же плохого, живешь в королевских покоях задарма, кормят тебя кушаньями, да еще золото тебе носят за здорово живешь!
– Ох и дурак ты! – вздохнул кавалер, удивляясь наивности слуги.
– А чего дурак-то? – в свою очередь удивлялся тот. – Неправда, что ли?
– А то и дурак, – вдруг встрял в их разговор Максимилиан, раньше этого не делавший, – господина твоего чуть не убили, резали и били насмерть, чудом жив. Ты вот на его месте остался бы жив, когда слеп был, а тебя ножами кромсали бы?
Ёган не ответил, уже и сам все понял, но Максимилиан продолжал:
– Нет, лежал бы сейчас холодный. А господин наш сам одного бандита зарубил. И еще одного ранил. В городе ненавистников у него много, только недавно к нему приходили мужи с оружием, ты же сам видел, а ты говоришь «задарма». Не каждый золото за такие «дарма» захочет.
Волков удивленно слушал здравые рассуждения совсем молодого человека, затем указал на юношу пальцем и сказал Ёгану:
– Молод, а все понимает, не то что ты, дурень!
Глава 21
Комендант Альбрехт был немолод, но бодр и, увидав кавалера, стал споро вылезать из-за стола, цепляясь за всё вокруг еще более старым, чем у Волкова, мечом. Кираса на коменданте была столь же древняя. Как он только не мерз в ней, сидя в холодном помещении. Комендант подошел к рассерженному кавалеру и заговорил примирительно, но без всякого заискивания, как воин с воином.
– Вы уж простите меня, друг мой, но и вы, и я знаем, что такое дисциплина, сиречь повиновение пред старшими! – Он поднял вверх палец.
– И кто же отдал вам приказ? – холодно спросил кавалер.
– Ну а кто, как не первый секретарь суда. Он прислал смету на содержание арестантов, а в ней приписка: незамедлительно выпустить всех, кто не записан в судебный реестр, то есть все те, кто не ждет суда, должны быть отпущены. Все бродяги, шлюхи и дебоширы, драчуны и похабники – все пошли на выход. Вот и ваши тоже пошли, в реестре их не было.
– Могли бы и предупредить меня, – произнес кавалер с укором.
Старик встал близко, положил ему руки на плечи и, касаясь седой бородой его одежды, заговорил тихо:
– На словах… На словах велено было вас о том не предупреждать. Однако я послал к вам человека днем, но никого из ваших людей в трактире не было, была одна ваша служанка, молодая. Ей и передали на словах, что людей ваших вечером выпустят. Она вам не сказала разве?
– Что за служанка? – поинтересовался Волков.
– Почем мне знать, сударь мой,