ничего рекомендовать. Каждый в данном случае «выплывает» как может. Единственное, что я могу сказать: выигрывает всегда тот, кто уходит от штампов, от повторов, тот, кто не пытается кого-то копировать, а следует своему журналистскому «инстинкту». Если журналист внутренне раскрепощен, и чувствует, что его ведет – пусть идет. Может быть, его заведет в тупик – такое вполне вероятно, потому что внутренний голос далеко не всегда говорит правду. Но другого пути, чтобы встать на нужные рельсы и комфортно поехать, зная свою нишу и работая на свою аудиторию, и чтобы добиться какой-то известности – другого пути просто нет. Человек должен развивать свою индивидуальность, пользоваться своей индивидуальностью. Поэтому когда мы говорим о выразительности, а не о грамматических правилах или пунктуации, мы имеем в виду уже что-то «на кончиках пальцев», а это в какой-то мере искусство.

Отметим связь языка публицистики и языка художественной литературы. Вспомним, например, знаменитого писателя Леонида Андреева – он был блистательным публицистом. Лично для меня он гораздо выше как публицист, чем как писатель. У него совершенно блистательные эссе. Но при этом он не менял язык – он просто ставил перед собой какую-то задачу и оперировал тем набором слов и художественных средств, которыми располагал. Просто если вы описываете пейзаж – вы описываете пейзаж, если вы пишете о состоянии общества – вы пишете о состоянии общества. Но тот уровень художественности, который есть у автора, никуда не пропадает. Поэтому для меня хорошая публицистика ничуть не ниже художественной литературы – это просто разные жанры. В хорошей публицистике язык, на мой взгляд, (если мы говорим о людях, которые совмещают публицистику и художественную литературу) остается примерно одним и тем же. Я не вижу здесь какого-то разделения. Другой вопрос в том, что мы понимаем под публицистикой. Потому что если говорить, например, о Леониде Андрееве, то его публицистика была лишена того, что мы часто понимаем под публицистикой: некой пафосности, политизированности, обращения к массам. Это наследие советского агитационного периода: надо звать массы на свершение каких-то дел. Я это вывожу за скобки, это уже совершенно другое. У него была «другая» публицистика: например, у него есть прекрасная работа о том, почему русские так любят врать. Это великолепная публицистика, где он рассуждает о страсти к мифологизированию у русских и сравнивает природу лжи в России и на Западе. Или у него есть целая серия работ, где он пишет о русской интеллигенции – там тоже нет никакой пафосности, там тоже нет никакого призыва. Он просто изучает это явление и с присущей ему иронией дает оценку состоянию общества. Если убрать наше советское представление о том, что публицистика должна обязательно к чему-то призывать, и горячо призывать, то остается самый высокий уровень журналистики, который обсуждает наиболее интересные и острые проблемы общества.

4. Иногда, не очень часто, использую. Во-первых, меткое словечко всегда привлекает внимание. Ели сравнить статью, особенно статью на серьезную тему, с лекцией, например, то можно сказать, что статью, точно так же как лекцию, надо иногда перебивать отступлениями, чтобы слушатели не заснули. Причем это зависит даже не оттого, что лекция скучна – просто человек по своей природе не способен долго сосредотачиваться – это законы психологии. Поэтому где-то минут через 15-20 после начала лекции и каждые следующие 15-20 минут надо «оживлять» зал, как бы «будить» его. То же самое и в статье: если вы будете очень долго и серьезно рассуждать на самые высокие темы и при этом где-то не «разбудите» читателя, то он может эту статью и не дочитать. Так что если мне не хватает других выразительных средств для того, чтобы что-то «подпустить» и заинтересовать читателя, то тогда я прибегаю к жаргонизмам. Опять-таки в журналистике все зависит от того, на какую аудиторию все рассчитано, кому предназначено. Поэтому если вы пишете для журнала, условно говоря, «Образование сегодня», или «Школа», читателями которого являются учителя филологии, то совсем необязательно там употреблять какие-то жаргонизмы и прочее. Такого читателя они будут только раздражать. Если вы пишете на студенческую аудиторию, то использование студенческого арго – это нормально, это понятно, это сближает автора и читателя. Если вы пишите для журнала, посвященного космонавтике, то там будет огромное количество профессиональных терминов, которые усыпят любого нормального человека, но будут с огромным интересом прочитаны ракетостроителями. Поэтому все зависит от того, на какую аудиторию вы работаете, для кого. Самое главное в журналистике – это быть понятым читателем. Кстати, иногда говорят, и в этих словах есть резон, что журналистика должна быть дилетантской. Почему? Когда журналистика специализированная, то журналист должен знать тему не хуже специалистов, чтобы разговаривать с читателем на одном уровне. Но, если брать журналистику в целом, сейчас существует огромное количество изданий, которые называются «супермаркет» (это уже жаргонизм наш, журналистский) – где есть, в общем-то, все. Если разговаривать заумным языком с обычным читателем со средним уровнем образования, он просто не дочитает статью. Более того, большое количество непонятных слов вызовет у него элементарное раздражение: быть намного умнее читателя – дело небезопасное. Поэтому реакция будет однозначной – в вас начнут кидать гнилыми помидорами. Так что все зависит от аудитории издания, от того, насколько точно вы «совпали». Это как с камертоном: если вы точно настроили инструмент – тогда все замечательно. То есть главное – уместность этого использования, уместность и художественный вкус вообще.

5. Точно так же, как и к жаргонизмам. Потому что в некоторых случаях без них просто не обойтись. Например, когда страна перешла к рыночной экономике, наши издания заполонили финансовые и экономические термины, а у нас просто не существовало таких понятий: все эти «дилеры», «консалтинги» и прочее. И где это взять? Можно, конечно, сочинять «калоши-мокроступы» в экономике, но, во-первых, темп жизни уже такой, что нет времени на придумывание этого параллельного языка. А во-вторых, они очень точно выражают то понятие, которое журналист должен передать читателю. Значит, читателю в данной ситуации не остается ничего другого, кроме как овладеть данной терминологией. Просто на таких переломных этапах пресса обязана познакомить читателя с этой терминологией. Для журналиста нет ничего хуже, чем с умным видом бросить какое-то слово, которое никто не понимает. Он в каком-то энциклопедическом словаре это вычитал и использовал в своей статье. Естественно, это может вызвать у читателя только раздражение. Зачем так делать?

6. Если у нас нет выхода, нет возможности иными средствами объяснить читателю, о чем идет речь, то естественно эти термины, даже иноязычные, неизбежны. Повторяю, со временем русский язык каким-то образом адаптируется и все это «переварит». Были периоды, когда в русский язык проникало огромное количество немецких терминов, у нас был период, когда