В довершение всего плотогон, которого Обр сгоряча посчитал покойником, приподнялся, сел и, раскачиваясь, как медведь на ярмарке, неразборчиво завыл что-то насчет Обровых родителей. Ловко пробираясь между столами, подбежали белобрысые братья-подавальщики, привычно подхватили крикуна под микитки и оттащили к стене, отдыхать. Набежавшая девица с ведром щедро плеснула на него водой в качестве лекарства от головной боли. Любопытствующие расселись по местам и вернулись к прерванным разговорам.

Хорт с облегчением уронил обломок под ноги и двинул на кухню. Забрать Нюську и ходу отсюда, пока любитель чужих табуреток не очухался или его дружки не надумали вмешаться.

– Постой-ка, парень!

На плечо легла чужая рука, цепкая и властная. Обр хмуро обернулся. В лицо ему ухмылялся широколицый, мохнатоусый коновод развеселой, но опасной компании за соседним столом.

– Ловко ты его.

– Я к нему не лез, – сквозь зубы пробормотал Хорт, намереваясь идти дальше. Меньше всего он хотел, чтобы в этом кабаке его запомнили.

– Я гляжу, ты парень не промах, – еще шире улыбнулся мохнатоусый. – Вино пьешь?

Обр неопределенно мотнул головой.

– Значит, пьешь. Садись с нами, гостем будешь. Или брезгуешь?!

В таких случаях спорить – себе дороже. Пришлось сесть на лавку между мохнатоусым и молодым парнем, который был таким красным, будто только что выполз из парной. Тут же, откуда ни возьмись, появился толстый стаканчик зеленого стекла. Не с вином, с самой натуральной водкой.

Хорт сначала нашарил взглядом кусок мяса пожирнее, хотя от свиньи на блюде посреди стола мало что осталось, а уж потом выпил залпом и сейчас же закусил, чтоб не пробрало. Еще один полезный урок Маркушки.

– Ну, давай за встречу! – заметил мохнатоусый. – Из каких будешь?

– Сирота я. Из Залесья.

Должна же быть где-нибудь такая деревня, Залесье. Лесов-то в округе пруд пруди.

– А девица эта тебе кто?

– Какая девица?

Водка все-таки действовала. Обр очень старался помнить об этом и не сболтнуть лишнего. Между делом запихнул в себя еще кусок мяса. Надо пользоваться, пока дают.

– Та самая, что с тобой пришла.

– Она не со мной. Судомойка здешняя. Знать ее не знаю.

Вот-вот! Нечего Нюську сюда впутывать. Не знаю, и точка.

– Стало быть, сирота. А драться где наловчился?

– Нигде, – нахально ответил Хорт, которого все-таки немного повело, – дар у меня такой. От рождения.

– Ну-ну. Случается. Звать-то тебя, сироту, как?

– У-м-м, – промычал Обр с набитым ртом. Выдумывать что-то ему было лень. Но собеседника этот ответ устроил.

– Со знакомством! – заметил он, придвигая к Хорту наполненный стаканчик. – Этот вот герой – Миха с рыбацкого конца, это – Кондрат из Черемховки, вон то – Сема-плотогон, а я буду дядька Дрон.

Выпили за знакомство. Обр только губы обмочил, а остальное ловко, под рукавом вылил на пол, где, к счастью, и без того уже было склизко. Он все выжидал, когда можно будет уйти, никого не раздражая, а покуда прислушивался к разговорам. Разговоры были обычные. Кто-то бахвалился, вспоминая былые подвиги, кто-то со слезой жаловался на жизнь эту распроклятую, судьбу горькую. Сему-плотогона влекло к вечной мудрости. Сведя глаза над блестящим стаканом, он зычно рассуждал о том, что, мол, все помрем, все там будем, так не все ли равно, когда и где помирать.

Невеселое какое-то было у них веселье. Будто из-под палки. Довольным казался только широкоусый дядя Дрон да пара крепких мужиков постарше всех прочих. В разговоры они не вступали, пили в меру и больше налегали на еду.

«Эдак они всю ночь гулять будут», – подумал Хорт, встал, старательно утерся рукавом, поклонился по-деревенски.

– Спасибо за хлеб, за соль! Спать пойду. Целый день в дороге.

– Знамо дело, – благожелательно кивнул дядя Дрон, – давай по последней, на посошок.

– Можно, – согласился Обр. Он знал, что от двух стопок наверняка не окосеет. Наверх, в спальню, уж точно дойдет. Выпил залпом, крякнул и закусывать не стал.

– Вот это по-мужски, – хлопнул его по плечу мохнатоусый, – молодец!

* * *

Паршивый кабак, и спальня у них паршивая. Холодно, жестко, голова трещит. Должно быть, из щелей надуло. Вот беда! Болеть-то никак нельзя. Без денег, в чужом городе…

– Нюсь, – позвал он, не открывая глаз, – принеси водички.

– Щас, ненаглядный ты мой, будет тебе водичка! – сказала Нюська хриплым противным басом, и на голову обрушился ледяной водопад. Обр вскочил, хотя веки по-прежнему не желали подниматься, слепо бросился вперед. В ногах запуталась скользкая солома, под колени подвернулся деревянный бортик. Запнувшись об него, парень тут же рухнул головой вниз. Едва успел выставить вперед руки. От боли в содранных ладонях и разбитых коленях глаза все-таки согласились смотреть на мир и увидели… Укрывище?

Со всех сторон высокие стены, могучие квадратные башни, впереди, за широким простором двора, главная цитадель, за ней торчат-громоздятся черные скалы. Вот только на памяти Обра стены никогда не были целыми, двор сплошь вымощенным, а кровля на цитадели новой, да еще и украшенной дымниками с фигурами танцующих журавлей. Нет, все-таки не Укрывище – чужая, неизвестная крепость.

Да и смутные мужские тени, окружавшие его, надрываясь от хохота, на поверку оказались не братьями, а какими-то незнакомыми парнями.

– Козлы! – прохрипел Хорт.

– Еще водички? – гнусаво осведомился один из насмешников.

– Сию минуту, ваше сиятельство! – тонким голосом пропел другой, что вызвало новый приступ смеха.

– Встану – убью! – совершенно серьезно пообещал Обр и для начала сел, нащупав позади себя что-то твердое. Это оказалось тележное колесо. Цепляясь за телегу, он поднялся на ноги. Журавли на крыше закачались, собираясь в полет, мощеный двор накренился, пытаясь стряхнуть сновавших по нему человечков.

– Ну и надрался ты вчера, – довольно добродушно заметил плечистый парень в рыбацкой робе с капюшоном.

Вчера? Хорт напрягся, припоминая, что было вчера.

– Не пил я! – вырвалось у него. – Всего-то две стопки!

Это вызвало новый приступ веселья.

– Стало быть, рано тебе по кабакам ходить.

– Сидел бы лучше у маминой юбки.

– Не, у них в Медвежьем Углу, или как его там, настоящей водки в глаза не видели.

– Точно! Они там по праздникам хвойный отвар пьют, шишками закусывают.

Обр уже не слушал, пытаясь оценить размеры случившейся беды. Голова болела, и думалось плохо.

– Ну будет, будет, – послышался знакомый добродушный басок, – отчего же и не выпить, ежели перемена в жизни вышла.