Шрифт:
Закладка:
Нет, не исчезают без следа снежинки…
КРАСИВОЕ СОЛНЦЕ
– Отец! Смотри, какое красивое солнце!..
Юноша и пожилой мужчина смотрели на небо, где в белёсой морозной дымке в стороне от солнца всеми цветами радуги переливался расплывчатый диск.
– Это не настоящее солнце, это мираж, – сказал мужчина очарованному юноше.
Может быть, он хотел добавить ещё, что не всё красивое – настоящее и вечное, потому что вдруг померкли краски нарядного лжесветила, и оно исчезло, а рядом сквозь морозное марево тускло пробилось самое обыкновенное солнце, скромное, неприметное. Но мужчина ничего не сказал больше. Пусть юноша поймёт сам.
ЧТО СИЛЬНЕЕ МЕНЯ
Где-то далеко над океаном родился ветер. Он был ещё молод и поэтому самоуверен. «Что сильнее меня?» – спросил ветер и, закрыв звёзды тяжёлым занавесом из туч, вызвал море на единоборство. «Мальчишка, – проворчал океан, – самый сильный – это я». – И поднял волны до самых туч…
Три дня и три ночи свистел озверевший ветер, три дня и три ночи бушевал океан. И чем яростнее завывал ветер, тем выше вздымались волны и грознее ревело море. Тогда рассвирепел ветер и воскликнул: «Я разобью волны о скалы!» – И погнал их целыми стадами к берегам.
С пушечным грохотом лопались волны у гранитных берегов, а ветер, торжествующе завывая, размётывал в мелкую пыль остатки разбившихся волн. Но на смену им упрямо катились к берегам всё новые и новые ряды, и им не было конца. И ветер вдруг понял: море смеётся над его бессилием. Вызвавший бурю не смог справиться с нею. И тогда ветер сдался: поспешно сдёрнул с неба тяжёлый занавес из туч и убрался за высокие сопки…
Море всю ночь салютовало своей победе гулкими ударами волн о скалы, а звёзды на небе почему-то загадочно улыбались. Наверное, потому, что в это время в порт назначения входил стальной корабль…
* * *
Вот так-то, ребята, подумал я тогда. Не всё так безнадёжно, как иногда нам кажется…
Немного позже из «ТОКа» прислали мне и гонорар: 4 рубля 52 копейки за полторы странички машинописного текста. Даже не помню, на что я потратил этот нечаянный заработок. Скорее всего, просто вложил в семейный бюджет. Но хорошо помню, что не на выпивку с друзьями по работе – вообще ни перед кем не похвастался даже. Хотя на эти деньги тогда можно было купить бутылку «Московской» – 2, 87 за 0, 5 литра, и ещё бы хватило на колечко «Краковской» колбасы, вкусной, сочной, ароматной, такой сейчас её давно уже не делают.
Ну, а самое главное, этот маленький успех посеял в моей душе надежду. И я уже смелее взялся за дело. Тем более, что в городе, где-то уже в мае, начала выходить новая газета, вместо закрытой год тому назад районной газеты «Путь Ильича». Теперь она называлась «Знамя труда» и была уже не районной, а объединённой, поскольку учредителями её были одновременно партийные комитеты и Советы города Лесозаводск и Кировского района. И выходила она теперь не три, а четыре раза в неделю. Эту новинку партийные и советские власти страны внедряли в процессе объявленной реформы средств массовой информации. И самое удивительное оказалось в том, что разместилась редакция именно в том голубеньком домике рядом с городским узлом связи, в котором всего два года тому назад размещался ЗАГС, объединивший наши судьбы с Иринкой. А в середине июля 1963 года я стал сам работать в этом домике в ранге штатного сотрудника этой новой газеты, начав длинную полосу удивительных совпадений в своей жизни…
8.
А началось всё так – неожиданно и просто. Узнав о появившейся в городе новой газете, я сразу же отправил почтой в редакцию две небольшие заметки о производственной деятельности коллектива строителей УНР-284, в котором я и работал. Их совсем скоро и напечатали. Это меня, конечно же, окрылило, и я за воскресный вечер отстучал на машинке довольно пространный фельетон. Кстати, со всеми газетными жанрами я был уже давно знаком. Причём нигде и никогда до той поры не изучал их как-то специально. Просто читал постоянно хорошие центральные и приморские газеты, и в первую очередь такие, как «Комсомольская правда», «Советская Россия», «Правда» и «Литературная газета», выходящие в Москве, а также наши местные «Красное знамя» и «Тихоокеанский комсомолец». Много в этих газетах во все времена работало талантливых журналистов, их публикации всегда читались с большим интересом, поэтому и жанровые особенности, и способы подачи материала, и развитие избранной темы, и все прочие нюансы профессионального газетного мастерства абсолютно автоматически запечатлевались в моей памяти. Одним словом, ещё ни одного дня не работая в газете, а только читая хорошие периодические издания, я никогда не мог спутать статью с корреспонденцией, очерк с зарисовкой или с репортажем, заметку с интервью, фельетон с юмореской. Я ещё не мог грамотно сформулировать их различия и особенности, но всё это уже прочно укоренилось во мне на интуитивном уровне. Правда, надо отдать должное ещё и учёбе в пединституте, где мне удалось освоить азы литературоведения, надёжно оставившие в юной памяти чёткое требование, а, может, и незыблемый закон, аксиому, так сказать, о художественном образе и единстве формы и содержания практически любого творческого продукта. Не было только конкретной практики, но вот настало время и для неё.
Тема первого моего фельетона назревала давно. Накануне в нашем строительном управлении прошло очередное рабочее собрание, на котором с отчётом выступал председатель постройкома – именно так в ту пору именовался профсоюзный комитет коллектива строителей. В адрес нашего профсоюзного лидера на этом собрании было высказано очень много критических замечаний, и секретарь первичной партийной организации, уже заметивший две мои маленькие заметки в местной газете, попросил меня попробовать написать и об этом собрании. И надо сказать, что меня буквально перед этим приняли на партийном собрании строителей кандидатом в члены Коммунистической партии: заявление о вступлении в компартию я написал по настойчивому совету моего отца (я ещё был тогда в положении рабочего, а в партию принимали преимущественно именно их в ту пору, оставляя совсем мизерные квоты для служащих и интеллигенции), а рекомендации мне дали мои друзья по бригаде – бригадир Гена Срединь, крановщик Коля Пугачёв, а третью – сам председатель первичной партийной организации лично, фамилию которого я не помню уже. Мне ещё предстояло утверждение на заседании очередного бюро горкома партии, поэтому парторг, предложивший пропесочить покрепче председателя постройкома в местной газете,