Шрифт:
Закладка:
— Филпа Прекрасного.
— Младшего из колена королевы? Они хотят войны?
— Думаю, да. Прорывы только у нас, Ан.
— Подозревала. Прорывы искусственные, если не знаешь. — Я подтянулась в кровати. Силы почти полностью восстановились. Лишь в душе пустота. Я прошептала заклинание тепла. Ничего. Общая магия, основы, а во мне вроде и нет ничего. Ни силы, ни эманаций. Я побледнела.
— Ты пустая. — Заметил. Руки задрожали. Попыталась скрыть, сжав кулаки, но вышло плохо. Арт, не скрывая жалости, наклонился. Я отвернулась.
— Не стоит.
— Ан, я, мы всегда были друзьями тебе. И сейчас тебе зла никто не желает.
— Я знаю. — Повернулась. Смотрю на него. Будто впервые. Да, это больше не мальчик. Мужчина. Для кого-то станет настоящим сокровищем. Красивый. Умный. Сильный. Добрый. — Я не могу так, Арт. Не могу делать вид, что ничего не случилось. Не могу поверить, когда раз обманули. И не смей приплетать сюда Марсена. Там… я ошибалась.
— Так ты его любишь?!
— Хм. Он мертвый, а ты все равно…
— Ревную? Да. Я тоже, Ан, не так легко меняю свои привязанности. Только ты во мне всегда видела друга. А я всегда в тебе видел женщину. Любимую женщину.
— Тебе было двенадцать, когда мы познакомились!
— Тринадцать. Самое время для первой любви, Ан.
— Ранний ты какой-то. — Или я поздняя. Моя первая любовь случилась… в двадцать пять? В ту же пору, что познакомились с Глорием. Чуть позже. Двадцать семь! Значит, Артимий, уже тогда меня любил?
— Ты была похожа на школьницу. И сейчас, когда не в этих серых своих тряпках…
— На школьницу снова похожа?
— Студентку. — Он улыбался. А я забылась. И забыла, что болит. Сердце, душа. Петра-Новы, Марсен. Потерла лоб. Голова, соображай как надо. Чувства на потом. Без свидетелей.
Качнула головой.
— Давай вернемся к делу. Что там с помолвкой принцессы?
— Король раз за разом впадал в беспамятство. Незадолго до его погружения в стазис состоялось большое собрание первых лиц королевства. Все титулованные, из тех, кто уцелел, явились во дворец. Приехало человек двадцать. Многие прислали письма и заверения поддержки. Те, кто приехал, были против. Против помолвки с Марсеном-старшим. Сейчас все они под замком.
— Кардинально. А как догадалась?
— Предателям не было страшно ни за свою семью, ни за земли. Вариант ошибки рассматривается. Но ты, как уже бывший палач, сама знаешь, правду не скрыть.
— Хорошо. А когда мне подняться можно? Твой отец мой врач?
— Нет, не совсем. Он применял запрещенные ритуалы. Тебя вытянули древней магией. Что ты об этом знаешь?
— Она во мне была. Долго рассказывать. Пришли целителя. Потом и поговорим.
— Ани…
— Что?
— Мы можем быть снова друзьями?
— Не знаю. Давай пока будет коллегами. Хорошо? У нас на носу война с франкцийцами и прорывы.
— За последние особо не беспокойся. И ты будешь свободна к вечеру. Отец хочет понаблюдать, как ты переносишь поцелуй богов.
— Что?!
— Поцелуй богов.
— Я услышала. Бездна. — Опять взялась за голову. Но больше не для поглаживания уставшего и упрямого лба. Впору рвать космы. — А если бы не помогло?
— У тебя сердце остановилось. Хуже бы не стало.
Вот тебе, Рика, и чудо. Добро пожаловать из мертвых в живые.
— Отец еще зайдет?
— Конечно. Я же сказал…
— Да, да, понаблюдать. Извини, как-то не каждый день из мертвых восстаю. Растерялась.
— Ты признаешь собственную слабость? Это стоит запечатлеть на артефакт Фауста! — Он так улыбнулся, что я, будь чуть младше, или я не я, то и правда влюбилась бы.
— Да иди ты. — Я все еще укачивала свою бедную голову. Но волосы больше не дергала.
— Сейчас иду. И там принц…
— Подожди. У них помолвка состоялась официально? Или только оглашение?
— Он официально сиятельный.
— Тия не сказала. — И что я удивляюсь? Подружка детства, для которой я была почти живой куклой? Она старше лет на пять, а то и больше! Она тискала меня и играла со мной. А я ее обожала. Ходила по пятам и заглядывала в рот. Примечательно, что принцесса была низкорослой девушкой. И в рот мне заглядывать было удобно. Разница между нами в росте была незначительной.
— Тия?
— Принцесса. Мы дружили в детстве. Я ее так называла. Да, меня не казнят за некоторое своеволие. Так что не беспокойся. — Я улыбнулась. И сама себе удивилась. Я улыбаюсь. И я разговариваю с Артимием без гнева. Даже обида куда-то спряталась. И еще я убеждаю его не беспокоиться? Смерть на людей действует странно. Или я странная?
— Это хорошо. Что еще тебе рассказать?
— Как меня нашли? Если я была… не живой.
— Сердце остановилось. А жизнь тело не покинула. Но нашли тебя случайно. Ты лежала посреди поля как…
Его взгляд затуманился, молодой человек повел плечами, разогнул спину. Глаза, взгляд стали серьезными, грустными.
— Ты там был?
— Да, мы как раз подошли на помощь. Закрытие, которое вы провели, это должен был сделать я.
— Не сделал бы. Но потом. Посмотришь воспоминания. Зови принца. Буду учиться пресмыкаться.
— Ха. Ты? Хорошо, что чувствуешь себя лучше.
— Спасибо.
— Да. Тебе тоже. Еще увидимся.
Младший Петра-Нов ушел. А следом почти ворвался новоявленный принц. Помятый, осунувшийся.
— Вы слишком жизнерадостны для потерявшей своего любимого.
И раздражен. Нет. Это не раздражение. Ненависть. Которую никто не скрывал.
— Любимого? — Опешила. Мужчина так прищурился, что я поняла. Палачей тоже казнят. И я в том списке могу оказаться первой. На веку его правления.
— Только секс?
— Не ваше дело, сиятельный!
— Вы себя неплохо чувствуете. Тогда, может, сядете, как положено?
— Врач не разрешил.
Я считала Сильвия упрямым? Это я его брата не знала до этого.
— Я хорошо наслышан о Вас, герцогиня. Уверен, запрет врача для Вас не помеха.
— Все люди ошибаются. — Флегматично пожав плечами, попыталась все же перевести беседу в мирное русло. — Маркиз, позвольте…
— Так Вы знаете?
— Что? О смерти Ваших родителей? Ваш брат не скрывал. Поэтому я и… — Премерзкое чувство, когда ты оправдываешься. Но правде в глаза надо смотреть. Я чувствовала свою вину перед этим мужчиной. Я не уберегла его брата. И то, что Сильвий мужчина и вовсе не ребенок, не умаляло моей вины. Для меня. Я все же его учитель, и профессор, и сильнее, и темнее, и…
— Были его любовницей? — Насмешку даже не скрывает. И откровенно наблюдает. Ждет моей реакции. Мои пальцы все еще дрожали. Но что мне еще терять? Гордость? Самоуважение? Гордыню? Что останется от меня, если я потеряю себя окончательно?
— Была его другом. — Глупо такое говорить. И он не верит. И я сама. — Вы правы, мы были любовниками. Но