У отца Гэнли со стоном вырвалось:

— Как же я виноват, дитя мое! Я ночи не сплю — так меня мучит совесть! Подумать только, такой пустяк — взять с собой больше охраны… Нет, не утешайте меня, миледи, — мне нет прощения. Мне вас доверили, и вот что из этого вышло!

Джейн слушала без видимого волнения на лице. Когда священник умолк, она ласково взяла его руки в свои и мягко сжала. Он покачал головой:

— Дитя мое, вам стоило бы отвернуться от меня с презрением, а не успокаивать! Ваша жизнь сломана по моей вине!

— Господь с вами, святой отец. Я знаю вас с детства. Мне известно, что вы никогда не желали мне зла. Вы друг нашей семьи, верный союзник всех Бофоров. Я всегда буду доверять вам.

Она отошла на несколько шагов, бросила взгляд в окно и негромко добавила:

— А вот что до моей жизни — она вовсе не сломана. Вы ошибаетесь, святой отец. Я найду выход. И если уж сегодня мужчины будут, как волки, грызть друг друга за мое состояние, конечно же, тот, кто выиграет, обрадуется, увидев меня. — Она своенравно качнула головой: — Если он не полное чудовище, я найду для него сети.

Джейн не имела доселе никаких дел с мужчинами. Но вот в том, что красива, она была уверена. С детства знала это.

Зеркало отражало ее лицо: золотистая кожа с неярким румянцем на щеках, огромные, прозрачные, как речная вода, глаза, мягко затененные ресницами, изящный, чуть вздернутый, аккуратный нос, придававший очаровательному лицу некую лукавую изюминку… Алые тубы. Хрупкость, свежесть, изящество. Шея длинная, чуть наклоненная вперед, и царственная осанка.

Джейн была выше среднего роста, идеально сложенная, с невысокой, но округлой грудью, тонкой талией и бедрами, чуть-чуть подчеркнутыми покроем наряда. Из-под светлой, в тон горностаевому меху, шапочки, задрапированной тонкой тканью, спадающей наподобие шлейфа, лился вниз поток пепельно-русых кудрей, распущенных, как и полагается девице. Словом, вся, от головы до ног она была весьма обольстительной и нежной особой. И уж чем-чем, а отсутствием уверенности в себе Джейн никогда не страдала.

Ее глаза сузились:

— Эти Говарды… Вот кого нужно винить, будь они прокляты! Вот кто виноват, отец Гэнли!

Она прошлась по комнате, ловко перебросила шлейф через руку, от чего он лег красивыми крупными складками, и сказала, чуть капризно повернув голову:

— А жизнь моя не кончена, будьте уверены. Все еще только начинается. Да они все в обморок упадут, когда увидят меня! Я справлюсь с тем, кто победит, клянусь своей душой!

— Господи, дитя мое, да как же вы можете знать заранее?

Она передернула плечами и сказала легкомысленно, как и надлежит в шестнадцать лет:

— Говорят, такое знание женщинам дается от рождения. Вот увидите, я права.

Джейн вышла, сама себе удивляясь. За последние часы с ней и вправду произошла перемена. Ничего стыдного не находила она теперь в том, чтобы явиться на трибуну и видеть все своими глазами. Раньше ее принуждали к этому. А теперь… теперь она пойдет сама!

Почему бы не понаблюдать за полусотней глупцов, готовых убивать друг друга из-за нее? Наоборот, она явится и посмотрит! И посмеется вдоволь! И пусть кто-нибудь из йоркистов попробует унизить ее — она носит имя Бофоров и всем даст понять, что это такое.

Отец Гэнли не знал о том, что думала его воспитанница, и вышел вслед за ней, по-монашьему сунув руки в рукава сутаны и сокрушенно качая головой.

2

Первый турнир прошел ни шатко, ни валко, ибо ясно было, что не из-за ястреба и драгоценной цепи приехала сюда основная часть рыцарей. Хотя, конечно же, много интересного было и в этом состязании. Бились не все рыцари сразу, а по одному представителю от каждой стороны. Семнадцать раз рубились канаты и герольды приглашали к бою.

Герцог Йорк, огромный, ослепительный в своих сияющих доспехах, легко выбил из седла герцога Солсбери, своего шурина, да это и не мудрено было: шурин был много старше и к тому же не славился как турнирный боец. Во второй стычке сошлись юный Эдуард Плантагенет, недавно посвященный в рыцари, и грозный увалень Фокенберг, прозванный Бешеным. Эдуарду было всего шестнадцать, он не имел никакого опыта, и народ на трибунах и за частоколом искренне сожалел, что жребий определил юнцу такого соперника.

Как и следовало ожидать, Бешеный вышиб мальчишку из седла, но, всем на удивление, лошадь бастарда всхрапнула и дико встала на дыбы. Фокенберг от неожиданности выпустил поводья и свалился наземь, прямо на спину.

Лежал и барахтался в своих тяжелых доспехах, как камбала, выброшенная на берег. Трибуны умирали от хохота, а бастард неистово рычал и слал из-под глухого забрала проклятия, призывая оруженосцев.

Чуть позже, приведенные в порядок, молодой Эдуард и Бешеный схватились на палицах, и уж тут-то, конечно, мальчишка быстро потерпел поражение. Разъяренный и униженный недавним падением, Фокенберг будто с цепи сорвался и стал молотить палицей так, словно это был не турнир, а бой не на жизнь, а на смерть. Эдуард, испуганный, отступал, споткнулся, рухнул на одно колено, потом вовсе упал, но и это бы его не спасло, если б не послышался спасительный голос главного герольда и один из маршалов не бросил на поле свой жезл.

Трибуны рукоплескали. Эдуард был побежден, однако каким же молодцом он оказался в свои шестнадцать лет! Высокий, хорошо сложенный, он вызывал восхищение, а когда снял шлем, все увидели, что у мальчика густые светло-русые кудри и весьма приятное, правильное лицо. Он был настоящий красавчик, весь в отца! Стоял неистовый возбужденный гул, когда красивая леди Филдинг, забыв о приличиях, сбежала по ступеням вниз и повязала на руку побежденному свой шелковый шарф. Эдуард покраснел до корней волос, обернулся и звонко прокричал:

— Готов сражаться без конца за Англию и всех прекрасных дам!

— Вот ему бы быть принцем Уэльским! — говорили некоторые.

Чуть позже герцог Йорк вышиб из седла Бешеного, отомстив таким образом за сына, и из всех участников остались только двое непобежденных: сам рыцарь-зачинщик и молодой граф Уорвик.

Последний тоже возбуждал всеобщий восторг. Многие бились об заклад, ставя на одного из них, но мнение большинства склонялось в сторону герцога. Каково же было удивление, когда противники сшиблись в страшном ударе и щит герцога был пробит! Да, копье Уорвика пробило герцогский