Кирилл смолкает, обдумывая сложившийся разговор. Песня стихает и сменяется другой, от которой даже он начинает интенсивно двигать головой. Не удержавшись, Воронцов допивает пиво и ускользает на танцпол к остальным.

Илья же остаётся один, закинув ногу на ногу и с интересом наблюдает за тем, как девушка двигается. Француженка отдаётся танцам так, будто следующего дня уже не будет. Каждое её движение особенно плавное и мягкое, переполняющее её же изнутри. Энергия внутри неё пульсирует, как будто музыка ласкает её тело и это… завораживает. Стрелецкий фокусирует всё своё внимание только на ней, преданно охраняя столик и стоящее здесь имущество. И если девочки танцуют до беспамятства, то Женя и Кирилл периодически возвращаются к нему и выпивают. После очередного своего прихода, Павлецкая плюхается рядом с Ильёй, пододвигая к нему поближе рюмку с текиллой. В обмен на это она захватывает в плен его бокал с пивом и загадочно улыбается.

— Для храбрости? — со смехом уточняет Стрелецкий, когда они чокаются.

Илья не сыпет соль на кожу, а просто предпочитает закусить лимоном после плотного глотка.

— Для храбрости, — загадочно шепчет девушка, осушая бокал с пивом наполовину и, утерев губы, хватает со стола кусочек сыра.

Женя отправляет свои взъёрошенные белые волосы, кожаную юбку и мягко утекает в толпу. Илья с интересом наблюдает, как она вальяжно оказывается около Кирилла. Да, пожалуй, этим двоим не хватает глотка “храбрости” ещё со школы. По крайне мере, они могли дурить друг друга, но не Стрелецкого, который на протяжении нескольких лет наблюдал за тем, как они крутятся вокруг друг друга, обмениваются колкостями, а потом по-дружески пьют на брудершафт и целуются.

Илья улыбнулся своим мыслям и тут же увёл взгляд в сторону, чтобы оставить этих тугодумов-голубков наедине, да и желание понаблюдать на француженкой было сильнее. Он хоть целый вечер может просидеть вот так, наблюдая за ней. И это, почему-то, ощущается чем-то очень приятным. Стрелецкий улыбается, когда она в одиночестве подступает к столику, протягивает ей её коктейль и осторожно протягивая ей руку, чтобы рывком утянуть к себе на диван..

— Не устали, мисс Вуд? — он облизывает губы, покрытые кислотой лимона после недавней выходки Жени и мягко целует её губы, передавая это послевкусие. — Вы уже час сходите с ума на танцполе. Разве так позволено таким леди, как вы?

Уголки губ дергаются в улыбке, когда француженка опускается на диванчик рядом с Стрелецким, пододвигаясь к нему поближе и принимая из его рук широкий кверху стаканчик на длинной тонкой ножке. Её губы прикладываются к ободку бокала, пока кисловато-сладкая жидкость орошает рот приятной горечью лайма. Там, внизу, в окружении музыки, было хорошо. Просто прекрасно! Но тут, рядом с Ильёй ещё лучше. Адалин улыбается на его слова, качая головой и ставя бокал на столик — аккуратно, чтобы хрупкое стекло не треснуло в её пальцах. Француженка только и успевает повернуться в его сторону, как кожу губ тут же сводит кислотой лайма, заставляя девушку тихо засмеяться.

— Не позволено, — хмыкает Ада, проводя кончиком языка по своим губам и не сводя взгляда с лица Ильи — она заражается его игривостью моментально, стоит только спичку поднести и будет бум. — Поэтому, сегодня, я пожалуй откажусь от титула «леди». Видишь, можешь не приставлять к моему имени «мисс».

«Леди» её круга никогда не танцуют так. Они стоят где-нибудь в сторонке лениво взбалтывая свой коктейль в стакане, просто потому, что им нельзя показывать такую свою сторону. Весёлую, свободолюбивую. И придерживайся Адалин этих глупых правил, сейчас бы не вытанцовывала с Женей на пару, а сидела бы тут тихонечко и лениво цедила свой коктейль. Безалкогольный, конечно. Потому что алкоголь развязывает язык и даёт ненужной смелости действиям и словам.

Девушки её круга не целуются с парнями в клубах и не заводят с ними отношения — их браки фиктивные, построенные на деньгах. Но не ей нести бремя отцовских игр, и она может делать всё, что только душе её будет угодно. Любая шалость. И шалость возникает в голове тут же, стоит только официантке поставить перед Ильёй текиллу. Ада ходит по краю лезвия, грозясь обжечься.

— Простишь мне ещё одну шалость, renard rusé? — шепчет Адалин, игриво прикусывая нижнюю губу, точно зная, что вспоминая и прокручивая это в голове, будет краснеть красной клубникой, но… ей хочется.

Илья не отводит взгляда от француженки. Словно она притягивает его магнитами и держит на привязи. Он не чувствует давления поводка. Не ощущает креплений застёжек на собственной шее. Только мягкий тягучий взгляд, полный блеска огоньков, идущих волной по всему залу. Не в зависимости от титулов, он будет считать её особенной, это даже не обговаривается, поэтому он просто улыбается, предпочитая оставить свою игру на попозже.

Куда больше ему нравится, что Адалин называет его «лисёнок» на французский лад. Это прозвище кажется ребяческим и слишком детским, но тот тембр, с которым она шепчет его, сводит с ума. Хочется делать всё, что только можно, лишь бы она произнесла это ещё раз. Стрелецкий щурит взгляд, выпивший уже достаточно, чтобы наполнить огоньки отблеском света. Этот немного размытый приятный кадр заведомом выкручивает настройки контраста и насыщенности, потому Адалин кажется только краше себя обычной, если это вообще возможно. Илья наблюдает за ней, вздрагивая от прозвища, произнесённого полушёпотом. Сейчас это работает ещё сильнее, чем на трезвую голову. Наверное, не стоило тут пить в одиночестве, лениво развалившись на диване.

Он медленно кивает на её слова, всё ещё заворожённо не отводя от неё взгляда. Адалин улыбается слишком довольно, в предвкушении прикусывая губу и потянувшись к одной из рюмок, чтобы снять с ободка кусочек лайма. Адалин проделывает всё так быстро и чётко, словно готовилась к этому всю жизнь: оставила дорожку кислой влаги лайма на левом запястье, следом собирая с ободка прилипшую соль, и оставляя её сверху кожи. И если сначала до Стрелецкого не дошло, чего француженка хочет добиться, то потом по его лицу расплылась такая довольная улыбка, что заболели мышцы щёк.

Она поднимает на него глаза, поворачивая руку запястьем вверх, чтобы капли лайма задержались на коже. И Илья, следуя непонятному порыву, мягко обхватывает руку Адалин чуть склоняясь вниз. Его язык обжигающе горячий и приятный.

Илья слегка выравнивается, подхватывая рюмку. Алкоголь раскрепощал её. Делал раскрытым красивым цветком. Смотреть на это можно было бесконечно, и он смотрел, приближаясь губами к её коже, впитывая языком соль и пот, смешанные с лаймовым послевкусием. Он закрывает глаза, запрокидывая