Лорелей долгую расчетливую минуту смотрит на меня, размышляя, как именно ответить. Нас разделяет только два года, но я почему-то чувствую себя много старше. Возможно, из-за того, что у меня была нелегкая жизнь, а у нее та, когда тебя без конца балуют.

Она съезжает в кресле, ее взгляд полон ненависти:

— И что ты, по-твоему, знаешь?

Я опираюсь о край стола и пронзаю ее взглядом:

— Я знаю, что Стоун солгал полиции и прикрыл твое маленькое происшествие. Знаю, что Гэбби была с тобой, когда ты это сделала. — Я достаю из кармана золотую цепочку и лениво сворачиваю ее кольцом на столе. — Знаю, что ты убила брата.

То, как она сглатывает, служит мне сладкой наградой.

Я даю ей немного переварить это, но она довольно скоро начинает скрипеть зубами.

— Эллис был слабаком. Второй близнец часто такой. Он был слишком мягким, чтобы соответствовать фамилии Ратледж. Ему не хватало характера, чтобы защищать эту семью.

Ее бездушное признание шокирует. Она даже не отрицает убийство.

— Самое сложное, — говорю я, — было сообразить, где же ты достала тот яд, который влила отцу в глотку, чтобы выставить меня виноватой. — Я замолкаю, изображая задумчивость. — А что надо было спрашивать, так откуда ты вообще узнала, что такой яд существует, не говоря о том, как его можно связать со мной.

Встревоженное выражение ее глаз сообщает мне, что я на правильной дорожке.

— Ребекка, — бросаю я имя ее матери, будто последний бубновый туз, которым выиграю игру в покер. — Те черные ядовитые вены все еще украшают живот Гэбби, будто паутина. Любопытные дети задают вопросы. Вопросы, на которые твоя мать наверняка ответила. Кто бы мог подумать, что у нее после стольких лет остался яд. Вопрос, почему ты убила мою кузину, скорее риторический. Мы обе знаем ответ. Но вот тебе кое-что, чего ты не знала. — Я достаю сложенные бумаги из заднего кармана. — Знаешь, что тебя огорчит, сестренка? Наш отец уже позаботился о том, чтобы мне достался кусок пирога. — Я кидаю документы на стол. Ей требуется всего несколько секунд, чтобы внять шокирующей правде, о которой она не подозревала.

Я в полусекунде от триумфального танца, когда Лорелей ухмыляется.

Это вызывает у меня беспокойство. Как будто все мои предположения и выводы, которые я сделала, были ошибочными.

— Да и пожалуйста. — Она спокойно подталкивает бумаги обратно ко мне: — На здоровье, бери бумаги и беги в полицию. Расскажи им, что я убила твою кузину, чтобы сохранить состояние. Что я влила твой яд отцу в глотку, чтобы подставить тебя. Бога ради. На здоровье, расскажи все шерифу. — Лорелей разводит руками.

Меня немного ошарашивает ее театральность и то, к чему она ведет. Естественно, я расскажу шерифу все, что знаю.

— Но ты правда уверена, что хочешь этого? Потому что, с моей точки зрения, все выглядит так, будто ты не вчиталась в мелкий шрифт. Если ты или кто-то из твоей семьи раскроет, кто твой отец, ты не унаследуешь и цента. — Она выделяет последнее слово, будто этот факт имеет для меня значение.

Мне плевать на деньги. Я готовлюсь открыть рот, чтобы сообщить об этом, но она продолжает:

— Смотри, в чем дело. Стоун был тем еще ублюдком, которому было глубоко плевать на Эллиса и меня, да и на тебя, судя по всему. — Она говорит это довольно бесстрастно. — Да, он исполнил свой отцовский долг и прикрыл мой маленький… просчет. — Насмешливая улыбка скользит по ее самодовольной роже. — Затем он узнал, что мой просчет был немножко намеренным, и распсиховался. Не мог поверить, что я такое натворю, да еще и из-за такой тривиальной вещи, как деньги. Но ты сама попробуй без них обойтись, когда вошла во вкус, узнала, какой может быть жизнь. Я не собиралась отдавать больше необходимого, когда это не обязательно. Знаешь, как быстро кончаются деньги? Когда твой брат, художник, планирует только высасывать семейные ресурсы, твоей тете нужна особая круглосуточная забота, а экскурсии по дому приносят гроши, едва покрывающие счета за электричество. Я сделала ему одолжение. Тебе тоже сделала одолжение! — Она всплескивает руками, будто подарила мне подарок. — Мы обе потеряли бы огромные деньги. А так ты получишь немного, я получу чуть больше, все в выигрыше. — Она подается ко мне. — Так что ты не расскажешь ни единой душе о том, что я сделала, — цедит она сквозь сжатые зубы.

Ногти вонзаются в ладони от кипящей во мне злости. Она откидывается на спинку кресла, уверенная, что купила мое молчание.

— Так почему бы просто не купить Адэйр? Почему бы не бросить ей кость, чтобы молчала? Не обязательно было ее убивать.

— Я и не планировала, но в один прекрасный день она пришла с доказательствами. С тем письмом, в котором они признавались друг другу в страстной любви, где она говорила о том, что носит ребенка, что планирует сохранить тебя. Адэйр слишком много знала, достаточно, чтобы всему городу рассказать о том, кто ты на самом деле. Отец пытался уговорить ее, сказал, что она навредит тебе и твоему будущему. Но она и слышать ничего не хотела, сбежала отсюда и собиралась все тебе растрепать. А я не могла допустить, чтобы она испортила наше имя и репутацию.

Вскройся правда, и отец бы никогда не выиграл выборы. Мать бы с ним развелась, а мы бы не пережили опального мэра и грязный развод. У нас уже в семье есть одна сумасшедшая. Кто будет платить за экскурсии в когда-то уважаемом «Сахарном холме»? Плантации и так уже не привлекают народ. Если перестанут приезжать автобусы, а деньги начнут высасывать грязные попрошайки вроде тебя, с чем я останусь? Ты понятия не имеешь, сколько нужно, чтобы сохранить семью, чтобы держаться на плаву. Отец просто улыбался, несмотря на растущие счета и долги, несмотря на запои матери, когда она исчезала на несколько недель, запиралась в комнате — представь только, а ведь это ее сестру зовут больной, говорят, что у нее проблемы с головой. Я сделала то, в чем нуждалась моя семья, тебе такое вообще знакомо?

Я откидываюсь на спинку стула, не веря своим ушам.

— Значит, дело и правда было тупо в деньгах — и этого достаточно, чтобы убить мою кузину? Твоего собственного брата?

— Это была случайность. Он не хотел меня слушать, совсем как Адэйр. Планировал все рассказать копам. Он бы отдал тебе все наши деньги, если бы мог, ему было на них плевать. Представь только: Эллис, слабое звено с первого дня, думал, что знает,