Шрифт:
Закладка:
— Они принимали «Афро» всего лишь три недели. Самый эффектный результат — двадцать два килограмма! Самый низкий — шесть кило живого и ненужного жира! Приобретайте «Афро» — и вы не будете иметь никаких проблем со здоровьем и красотой вашего тела.
Все. Три клипа открутились за неполные три минуты.
Чмонин прошептал потерянно:
— Я не специалист, но для простого зрителя эта же похабие! Порнография!
— Во всяком случае, для просмотра детишкам не годится, — рассудительно заметил Ерин.
— И взрослым не годится, — насмешливо сказал Дорохов. — Что там рекламируется? Да все эти голые сиськи и попки заслоняют весь смысл рекламы. Кто там будет слушать, если такое яркое зрелище перед глазами.
— Это уж точно, — усмехнулся Шемякин. — Лично я так и не расслышал толком, что там наш Артемьев вопил. Хорошо снято, но для ночных клубов и онанистов.
— Хоть бы одного мужика вставил, — заметил Ерин. — Иначе все это призывает посещать Гавайи, Париж ради веселой жизни. Клип призывает к тихоокеанским круизам — вот его задача.
— Это-то как раз, наверное, правильно, — заметила Муза. — Основной покупатель препарата — женщины. А мужчины в большинстве случаев чувствуют себя комфортно и при излишней массе тела.
— Когда они из-за этого не больны, — уточнил Дорохов. — Муза, подведи итог как специалист.
— Да нечего и подводить! Первое — клипы не выполняют поставленной задачи или выполняют ее слабо. Второе — на телевидении сейчас нет цензуры, как и во всех СМИ. Кое в чем нелегально началось ужесточение контроля. Девяносто шансов из ста, что у Артемьева эту продукцию не возьмут. Даже если он там взятку даст. А эта попросту безграмотная фраза: «Препарат создан на основе натуральных тибетских трав!» Он полагает, что травы бывают ненатуральными?
— Так на что он надеялся? — удивленно спросил Ерин.
— На меня. Он надеялся, что мой авторитет и известность в определенных кругах поможет пробить его клипы в какой-нибудь редакции или студии.
— Деньги тебе предлагал? — спросил Дорохов мрачно.
— Еще какие!
Говорить, казалось, было уже не о чем, и в каминном зале зависла тишина. Через минуту Демидов негромко произнес:
— Дарья Дмитриевна, ваше слово президента.
Даша посмотрела в просторное окно — где-то внизу по зеленому лугу мчались друг за другом на лошадях Греф и Лена.
— Муза Леонидовна, — заговорила Даша медленно, — малый совет директоров холдинга заказывает вашему рекламному агентству три клипа на данную тему. В понедельник представьте смету и набросок сценария. Как вы обещали мне в свое время, сниматься должны известные артисты. Пусть даже не слишком обремененные одеждой, но ни в коем случае не вульгарные.
— Все, господа! — обрадованно объявил Демидов. — Слово президента — закон! Прошу в столовую, отведаем, что Бог послал!
Бог сосредоточил свое внимание в основном на увеселительных напитках, хотя весь обед прошел при пятикратной перемене блюд.
Незаметно для себя Даша так переела всяких вкусностей, что к вечеру едва поднялась из-за стола.
Демидов был уже изрядно пьян, но подхватил Дашу под руку и проводил до машины:
— Славно посидели, Дарья. А главное, что дело успели сделать.
— Вениамин Игоревич, не скажешь, кто руководит Артемьевым?
— Да Лидка Сотоцкая, кто же еще!
— Но она всегда так доброжелательна ко мне! Советами помогает, ошибки поправляет!
— Ага! А какую еще она может проводить политику, перед тем как ударить тебя на поражение! Эх, Дарья, ничего ты еще не понимаешь в тонкостях политики!
Греф распахнул перед Дашей дверь — от него крепко пахло лошадиным потом.
Демидов простился. Поцеловал Дашу в щеку и, почти не качаясь, побрел не в дом, а в конюшню. Видимо, там он и предавался своим порочным увлечениям, чтоб его поменьше видели дочь и жена, последняя так и не появилась.
Все остальные участники высокого собрания уже расселись по своим машинам и укатили в Москву. Греф неторопливо дал им почти десять минут гандикапа. Протер стекла машины, проверил уровень масла в моторе и долил туда этого масла из канистры.
Потом сел к рулю и за двадцать минут обошел одного за другим всех остальных коллег Даши. Удовлетворенно заметил:
— Президент должен ехать первым!
Разомлевшая Даша только дома, уже за полночь, обнаружила, что так и не включила сотовый телефон. И расстроилась. Максим, скорее всего, звонил, да не дозвонился, понял это по-своему и наверняка оскорбился. И, может быть, теперь никогда не позвонит.
Лайнер на Лондон уходил в час ночи. А мужественный красавец Аркадий Седых трясся от неукротимого страха уже в зале ожидания, когда вместе с Артемьевым проходил пограничный контроль. Челюсть Аркадия отвалилась, и он был не в силах закрыть рот. Выразительные глаза потеряли свой обычный блеск и превратились в тусклые, потертые монеты. Даже его атлетическая фигура изменилась, — он ссутулился, сжался и, казалось, стал меньше ростом.
Артемьев взглянул на него насмешливо и спросил:
— Ты что, наложил в штаны еще до того, как на борт самолета поднялся?
— Заткнись, — едва выговорил Аркадий. — Мне цыганка нагадала, что я в самолете разобьюсь.
Его так шатало, когда он поднимался по трапу в самолет, что стюардесса взглянула подозрительно. Но Артемьев ее успокоил:
— Он не пьяный, он попросту отчаянный трус.
Когда заняли свои места в салоне самолета, Аркадий уже был близок к обмороку. Артемьеву эта картинка доставляла удовольствие, он терпеть не мог этого пижона. Но все же сжалился. Открыл свой кейс, покопался в боковом кармане и позвал:
— Эй, оробевший бог красоты! Прими лошадиное снотворное моего собственного изготовления. Положи под язык. Через пять минут отвалишься. Когда мы рухнем, то ты смерть примешь легкую, даже не заметишь, как снова взлетишь в небеса, но только уже повыше.
— Шуточки у тебя как у пьяного боцмана, — заныл Аркадий, но пилюлю принял и запил ее глотком коньяка из фляжки Артемьева.
Главный фармацевт холдинга «Гиппократ» не обманул. Когда лайнер вырулил на взлетную полосу, Аркадий уже спал. И даже не шевельнулся за весь полет. Когда же пошли на посадку, Артемьев похлестал юношу слегка по щекам, влил в него литр минеральной воды, и к моменту приземления Аркадий очнулся. Однако, когда миновали все барьеры и вышли на площадь перед аэропортом, Аркадий сказал испуганно:
— Глеб, я словно под водой! Ничего не соображаю, и меня
