и Теодор очень любили племянниц. А особенно красавицу Лауру. Они часто наведывались к ней в комнату по ночам в жутких масках Страшилы и Трусливого Льва. Эти типы были больными ублюдками со страстью к переодеваниям. Томас и Теодор делали с Лаурой ужасные вещи, но она об этом не помнила. Они готовили девочкам на ночь сладкое какао, после которого племянницы крепко спали. Лаура принимала обрывки воспоминаний за страшные сны. А однажды она не выпила какао. Тогда и появилась Джессика. Нужно было, чтобы кто-то взял происходящее на себя. Я не могла. Я тоже убежала. У Джессики сложились странные отношения с Томом и Тедом. Какая-то разновидность стокгольмского синдрома. И, наверное, поэтому им мало-помалу стало скучно с ней. Она больше не была жертвой, понимаете? Она манипулировала ими и получала что хотела. Не знаю, нравилось ли ей то, что происходило, или она убедила себя в том, что это единственно возможный путь, чтобы выжить. Вскоре я заметила, что дяди по-особенному смотрят на Карин. Я не знала, происходили ли плохие вещи с ней, но решила, что надо организовать побег. Томас заметил, что мы собираем вещи, и запер нас. Я выбралась из окна и побежала в лес, но дяди догнали меня и жестоко наказали. После этого я стала бояться выходить из дома. — Труди замолчала так, будто у нее ком встал в горле. — Когда они били меня, произошло еще кое-что.

— Что? — спросил я, сглотнув. Для меня и так было уже слишком много, чтобы осмыслить услышанное.

— Тогда, когда они били меня ногами… Там, в лесу… Появился Тихоня Му. Он глухонемой и потому ни с кем не спорит. Он сильный и большой, и он может вынести побои. Но он не просто терпит. Боль накапливается в нем, как в ядерном реакторе. И вырывается с удвоенной, а то и утроенной силой. Он левша. И он манкурт. Я назвала его Му, потому что он похож на манкурта, и «му» — единственный звук, который он может произносить.

— Кто такой манкурт? — спросил я, так как впервые слышал это слово.

— Это герой страшной легенды степных народов, которую я прочитала в детстве. Человека в легенде лишали воли через жуткую пытку, натянув ему на голову сыромятную верблюжью кожу, связав и оставив в пустыне на несколько дней. На солнцепеке кожа съеживалась и сдавливала череп. Собственные волосы врастали в голову, причиняя невыносимые страдания. Так жертва или гибла, или теряла память о прошлой жизни и становилась рабом, лишенным воли. Любой может стать манкуртом через эту процедуру, безвольным и послушным рабом, забывшим свое прошлое.

— Послушным кому?

— Своему хозяину.

— И кто же хозяин Тихони Му?

Труди долго не отвечала. Острые черты ее лица подрагивали.

— Я понимаю, куда вы клоните, доктор Мак-Келли.

— Никуда я не клоню. Вы рассказали историю, и я задал вопрос, который напрашивался сам собой.

— Может, Тихоня и считает меня хозяйкой. Только я не приказывала ему никого убивать, — ответила Труди резко.

— Почему Му ударил тех мужчин: ланкийского серфера Санджая, вашего жениха Коула и сожителя Эла? — спросил я наконец о самом важном. О том, из-за чего приехал на этот дикий остров.

Труди явно смутилась.

— Всех по разным причинам. Но всегда потому, что думал, что нам угрожает опасность. Он не очень умный. Но очень сильный. И когда он вырывается наружу, происходит непоправимое.

— И вы никак на это не влияете?

— Когда он вырывается — нет. Я могу влиять на него, только пока он там. — Труди постучала указательным пальцем по голове. — Все те разы, что он выходил, остальные участники теряли контроль над сознанием. В случае с Коулом — Лаура ушла от стресса во время ссоры. Джессика бросила попытки его переубедить, а я испугалась. Му вышел и ударил беднягу Коула, который резко схватил нас за руку, пытаясь разобраться. В случае с Санджаем Джессика пребывала в экстатическом состоянии. Я, пришедшая проконтролировать ситуацию, увидела Санджая и по-женски вышла из себя.

— Что значит «по-женски вышла из себя»?

— Не ожидала увидеть с ней этого парня. Мы познакомились с ним утром того же дня на рыбном рынке, когда он спас меня от приступа паники. Это было таким приятным воспоминанием. Я ощутила себя принцессой из книжки. А тут Джессика с этой своей вечной пошлостью. Я ушла, чтобы этого не видать. Джессика ушла в экстаз. Лаура спала, а Му вывалился в сознание и подумал, что нас обижают. Бах — и все.

— А кто завернул серфера в рыболовную сеть и оттащил его в воду?

Труди переменилась в лице.

— Про сеть я ничего не знаю.

— Одно дело ударить в состоянии аффекта, другое дело — заметать следы. Как насчет бумажника Коула со следами мужской обуви в балконной двери?

— Бумажник и следы — это я. — Труди опустила глаза. — А что было делать? Надо было как-то спасать ситуацию. Я спрятала бумажник под пышным свадебным платьем.

— А следы?

Труди покраснела.

— Я много читаю. Вы же знаете, доктор… У Агаты Кристи был такой прием в нескольких ее произведениях, со следами. Правда, мистер Пуаро всегда распознавал подвох. Но те следователи не были великими детективами. Я увидела садовника. Он не так давно работал у Тейтов и был старым, испещренным татуировками мексиканцем. Он возился с растениями. Я позвала его, а когда он подошел, попросила срезать мне несколько роз в саду. Он сделал это и принес цветы. Я приняла их. Это были его следы у балконной двери. Я знала, что когда он услышит о случившемся, то будет молчать. И, скорее всего, избавиться от той обуви.

— А если бы его обвинили?

— Не знаю, доктор.

— А если бы он сказал, что вы просили его принести цветы?

— Он бы не сказал.

— Почему?

— Я его поцеловала. И добавила: «Это наш с вами маленький секрет». А потом я дала ему деньги из бумажника Коула. Потому, когда он узнал, что произошло и что это были за деньги, он понял, что никто ему не поверит.

— У вас преступный ум, Труди.

— Нет. Это просто инстинкт самосохранения. И потом, я говорю вам как есть.

Это действительно подкупало.

— Меня поразило, что у вас была разработана система договоров по правилам и времени владения сознанием с остальными личностями, — заметил я, когда она замолчала. — Тоже ваша идея, Труди?

Она довольно улыбнулась. Интересно, что Лаура вызывала прилив нежности одним своим видом, изяществом и манерой изъясняться. А Труди походила на синий чулок. В ее выражении лица и позах не было женственности. Она