Шрифт:
Закладка:
— Хорошо. У меня будет кабинет, где я смогу терапевтировать пациентку?
— Да, для этого все готово, — кивнула Сави.
— Спасибо. Я почитаю ваши записи и выпью кофе, а потом вернусь на отделение, — сказал я.
— Я вас провожу и покажу, где кофе наименее мерзкий. — Сави начинала мне нравиться. Она понимала степень важности кофе во врачебной жизни. — Только не ждите, что сможете найти на территории Ангоды капучино или двойной латте. — Кажется, доктор Сенанаяке немного флиртовала со мной.
— Где вы учились? — спросил я, пока мы шли бок о бок по узкой дорожке, заросшей мелкой поджаренной на солнце травой.
— В России. У них отличная психиатрия.
Я забыл, что потею и плавлюсь, как свеча. Принюхался к себе. Вроде ничего. Вытер набежавшие на лоб капли.
— Неожиданно. Россия! Морозы вас не пугали?
«Сейчас бы мороза!» — мелькнула у меня шальная мысль. Рубашка моя вымокла пятном Роршаха на спине.
— Пугали. Морозы и медведи. Но обошлось. — Сави улыбнулась. Я представил ее со снежинками на ресницах и в ушанке со звездой на лбу, как у Шварценеггера в «Красной жаре». Это вызвало милый когнитивный диссонанс.
Мы остановились. Она указала на отдельно стоящее здание, около которого, как голуби на венецианской площади, толпились одетые в серое медсестрички. Увидев меня, те разом замолчали, по-птичьи повернули белые головки в накрахмаленных чепцах, а через секунду защебетали вновь.
— Вот тут, — сказала она, и когда я уже пошел к кафетерию, Сави крикнула мне вслед: — Будьте осторожны, доктор Мак-Келли!
Я улыбнулся:
— Чего мне следует бояться? Дурного американо? Или растворимого кофе из пакетика?
Сави пожала плечами. Я покачал головой в ответ, показывая, что не о чем беспокоиться. Но на душе стало скверно. Я имел обширный опыт в данной области и поэтому в глубине души понимал, о чем идет речь. Больные с расщеплением личности — особенные клиенты. Они требуют абсолютного внимания, абсолютной честности. Между врачом и пациентом формируется собственный микромир с договорами и правилами. Однако я знал себя и не волновался по этому поводу. Слишком уж я практичен и циничен. Больше я боялся того, что диагноз не подтвердится. И тогда я приехал зря. Хотя если подумать, даже и тогда не зря. Если эта девушка — коварная и изобретательная убийца, которую я разоблачу, моя новая практика получит долю славы, необходимую для хорошего старта. А если помогу ей и верну на родину, то и того лучше. Выходило, в любом случае я в плюсе. Потому, думается, милая Сави Сенанаяке зря обо мне беспокоилась.
Ознакомившись с историей болезни и допив кислый кофе, способный одним приемом вызвать спазм поджелудочной, я вернулся в корпус, где содержали Лауру. Ее переместили в кабинет, предназначенный для терапии, и когда я вошел внутрь, то увидел ее лежащей на полу в углу. Мы остались наедине. Я сел за стол. Разложил бумаги и обратился к ней по имени:
— Лаура. Лаура Хитченс. Лаура Арчер. Мне нужно поговорить с Лаурой.
Пациентка не отозвалась. Я встал, подошел ближе, присел рядом на корточки:
— Лаура. Я хочу поговорить с Лаурой. Это очень важно. Я доктор. Доктор Курт Мак-Келли. Я приехал из Соединенных Штатов, чтобы помочь.
Девушка дернулась и повернула ко мне лицо. Измученное, осунувшееся лицо с почти прозрачными желтыми глазами. Вероятно, я не видел никого красивее. Но состояние, в котором она находилась, было плачевным. Волосы сбиты в колтуны, кожа сильно обезвожена.
В первый день я не добился значительных успехов, кроме того, что она меня услышала. «Можно достучаться», — отметил я в записях. Мы продолжили терапию, и очень скоро я заметил, что Лаура ждет меня. В один из дней, спустя неделю после начала лечения, когда я зашел в кабинет, пациентка сидела на стуле, сложив руки на коленях, как школьница. Она явно готовилась к встрече. Волосы ее были причесаны и убраны в хвост.
— Лаура? — спросил я.
— Труди.
Я сел. Присмотрелся. Отметил в записях: «Пациентка вышла из состояния дефлексии».
— Хорошо, Труди. Очень приятно познакомиться. Я Доктор Курт Мак-Келли из Соединенных Штатов. Я приехал помочь вам. Ваша страна беспокоится за вас и хочет вернуть на родину.
— Нет разницы, где гнить в психушке, — отозвалась она дрогнувшим голосом.
Да, от астенического состояния, в котором я видел ее ранее, не осталось и следа. Я сел поудобнее. Разговор будет длинным, и как чудно, что он начался.
— Из любой точки, в которой оказывается человек, есть лучший и худший исход. Наша с вами цель — прийти к лучшему.
— Лучшему для кого? Для вас? Для Соединенных Штатов? Шри-Ланки? Лауры? Джессики? Родных погибших? Или для меня?
— Думаете, это разные исходы?
— Думаю.
Не исключено, согласился я про себя. Но эта демагогия для дела не полезна.
— Я хотел бы поговорить с Лаурой. Это возможно?
— Лаура спит.
Труди явно не была довольна моим желанием говорить с другой, а не с ней.
— Вы заставляете ее спать? — уточнил я.
— Нет, она сама. Лаура ранима. Она уснула, когда погиб ее жених Коул. До этого она засыпала эпизодически, чтобы справиться с некоторыми событиями жизни. Тогда и появились мы с Джессикой. Точнее, не так. Я всегда была рядом с Лаурой. Мы играли. Но выходить я стала только тогда, когда умерли ее родители. От Лауры внезапно потребовалось стать взрослой. Она не справлялась. А я могла. Ее младшая сестра Салли ничего не понимала. Средняя, Карин, все время плакала. Я поддерживала обеих. Читала девочкам сказки, придумывая интересные истории.
Разговор с Труди был натянутым и отрывистым. Я сказал, что мне важно услышать Лауру, и к концу сессии она больше прониклась ко мне доверием и обещала помочь. Через несколько дней после того диалога и моего обещания не давить появилась Лаура. Труди дернула головой, прикрыла глаза. По сути, это был момент Х. Терапевт, работая с пациентом, у которого подозревается множественная личность, делает для себя вывод в миг первого переключения. И дальше он собирает доводы «за» и «против», но решение о том, кто перед ним — больной или актер, принимает сразу.
В миг переключения резкое напряженное лицо Труди расслабилось, будто все мышцы разом потеряли тонус. Она стала озираться. Я поспешил ее успокоить:
— Лаура, все хорошо, пожалуйста, не волнуйтесь. Я Доктор. Доктор Курт Мак-Келли. — Эта фраза уже стала моей мантрой.
— Где я? — спросила она тихим низким голосом.
— Вы в больнице.
— Что я тут делаю?
— Вы не помните?
— Нет.
Я почесал бороду:
— Случилось кое-что.
— Я заболела?
— Можно и
