навыку в деле все-таки и из карельских ружей бьют лисицу и белку в мордочку; от пули их улетает редкая птица. Поморские стрелки и с карельскими ружьями — едва ли не лучшие в целой России. Испортится винтовка, дробовка, сделаются они окончательно негодными к употреблению, начнут бить в россыпь, поморы не задумаются поехать за новыми снарядами и опять-таки к тем же карелам, в деревни Масельгу и Юшкозеро, где живут, по крайнему убеждению покупщиков-охотников, лучшие ружейные мастера.

Большое и едва ли не главное подспорье для поморского народа доставляет карельское племя в другом промысле своем, тоже давнишнем, унаследованном от финнов, — именно, в уменьи прочно и красиво строить морские суда — ладьи, раньшины, боты — и понимать чертежи быстро и безошибочно. В этом отношении замечательна деревня Подужемье, расположенная в 15 верстах от города Кеми, вверх по реке.

Об этом предполагаю говорить подробно в другом месте. Теперь же, для того чтобы покончить с карелами, которые, во всяком случае, не такой народ, который пользуется от моря и живет для моря, спешу прибавить еще то немаловажное обстоятельство, что между кореляками (так же как между другим инородческим племенем губернии — зырянами) начала развиваться в последнее время страсть к коммерции в разных ее видах, но пока еще в незначительном объеме. Ижемцы ведут уже огромную торговлю пушными товарами и замшей, кореляки все еще ходят с коробками, набитыми всякого рода мелочью, по лопарским вежам и гейматам Финляндии, ограничиваясь незначительным сбытом и незначительным барышом, на который по-прежнему они закупают новый товар на шунгской ярмарке (в Повенецком уезде Олонецкой губернии). После нее они опять носятся с московским товаром бог весть как далеко от своей деревни бог весть в какую погоду и при каких лишениях.

Все это, взятое вместе, дает некоторый повод заключить, что карельское племя ждет лучшая судьба, чем та, которую несет уже самоедское племя. К тому же карелы скоро и легко выучиваются по-русски, удобно, ненасилованно свыкаются с русскими обычаями, любят даже русскую песню. Самое же главное: они любят жить оседло, не в лопарских вежах или самоедских чумах, а в просторных, теплых и по возможности чистых избах. К тому же почти все карелы давно уже христиане.

В заключение несколько слов о золоте нашей полярной страны — именно о Воицком руднике. Открыл его крестьянин Надвиицкой волости в 1737 году на самом истоке Выга-реки из Выгозера и, как всегда у нас бывает, имени его предание не сохранило. Он открыл, указал, и начали через пять лет (в 1742 г.) разработку. Три года добывалась только медная руда, но в исходе 1744 года между медной случайно зажелтело и золото и начало заманивать рабочих, и вызвало усиленный труд. По 1770 год добыли из 271 т пудов руд 1 п. 21 ф. 711/2 зол., израсходовав денег около 511 т., — встал казне золотник золота в 8 руб. 59 3/4 коп. В этом и следующем году работ не производилось, в следующие два года из 17 1/2 тыс. руды, несмотря на ее меньшее количество золота добыли больше (2 п. 39 ф. 48 зол.), и, конечно, оно обошлось казне дешевле (по 3 руб. 49 3/8 коп. золотник). С 1784 по 1791 год никакой работы не производилось. Горный офицер Толстой скучал от безделья и томился голодом; от безделья, чтобы убить время, собирал он между горами выделанные кусочки руд, набрал их много, начал плавить и добыл больше фунта чистейшего золота. Стал он уже и задаваться веселыми мечтами о наградах и будущем счастье. «Оставалось ему одна трудность, — пишет в своем описании севера П. И. Челищев в 1791 г., — сыскать лестницу, по которой бы взлезть до монаршего престола. На этот конец показался ему «манежный» олонецкий генерал-губернатор Тутолмин весьма способным, и для того отправил к нему свое найденное золото и просьбу о награждении его труда. Г. Тутолмин, яко ревностный сын отечества, золото взял, а просьбу сжег в камине. Он при первой своей поездке в Петербургу не забыл взять изящный тот металл с собой и, представя ко двору, умел так расхвастаться своими подвигами и расхвалить свое рачение, что схватил Владимира первой степени и отменное благоволение. Бедный же чиновник богатого сего открытия обязан стал быть безотлучным в той пустыне».

Уже и в то время «не одна земляная, но и влажная стихия сильными своими препонами защищают сокровища, хранимые в их недрах»: штуф, веденный на 80 сажен глубины, заливался водой, ручные насосы и конные машины работали бесплодно, лишь в утомление рабочих людей и лошадей. Выписан был из Англии механик (Шерен) приладивший по новоизобретенному плану «чугунную огненную воздушную машину», но и возлагавшиеся на нее надежды не оправдались. Тогда уже подозревали, что наклон рудной жилы принял направление под самую реку Выг, многоводную, неистощимую и свирепую. Вскоре рудники были оставлены, как все теперь уверяют, за недостатком рук, отдаленностью края, а главное, как думают, по недостатку капиталов. Тем не менее, можно сказать, на днях лишь мы вычитали в газетах о новой находке в тех же местах драгоценных металлов, но на этот раз уже каким-то иностранцем. Теперь около того места лишь деревянная церковь Соловецких чудотворцев, да старинная дорога к их многоцелебным мощам, да по-прежнему неумолкаемо шумят и гремят с незапамятных времен шеванские пороги или, как называют там, падуны. Сказывают тамошние жители, что за этими тремя опасными порогами не бывало проезда к Белому морю на деревню Сороку. Первым через них проехал из Москвы в Соловецкий монастырь на игуменское место св. Филипп (митрополит) и поставил на берегу каменистого (окружности версты на две) острова Шеван деревянный крест. Последний давно уже подгнил, свалился и исчез. Встал на месте его уже не один новый крест, который тоже в свое время обветрился и зачернел, а верующий народ все еще продолжает считать и новый крест за тот самый, который вытесал и поставил на месте своими честными руками св. мученик, митрополит всея Руси Филипп (Колычев).

ГЛАВА VII. КОЛА

Кола, уездный город Архангельской губернии, имеет 811 душ мужского пола, 1053 ж. п.; домов каменных 1, деревянных 312; ярмарки не бывает; при училище учащих 2, учащихся 39 человек.

Описание Архангельской губ. Пушкарева.

Путь в этот город от села Кандалакши. — История города. — Ссыльное место и недобрая слава. — Двукратное бомбардирование его англича­нами. Подробности последнего дела англичан