Шрифт:
Закладка:
Поздравляя его с успехом, Марья Якимовна видела, как он разом воспрянул духом. Это уже не прежние его мелкие репортерские отчеты и не рассказы, которые он разносил в петербургские газеты и еженедельники в трудные студенческие годы. На ее глазах мужало и крепло его перо.
Как это важно, думал Дмитрий Наркисович, делясь с Марьей Якимовной планами ближайших литературных работ, увидеть себя напечатанным, да еще в таком солидном органе, поверить в свои писательские силы, дать свободу фантазии! Он получил право на серьезный разговор с читателем.
И такой разговор начался.
Следующие «письма» ложились на бумагу не менее быстро, чем первое, легко, свободно. Внутренне они вынашивались и созревали давно. Поездка из Екатеринбурга по железной дороге через знакомые, близкие места и от Перми по Каме и Волге до Нижнего Новгорода, чтение Щедрина стало побудительным толчком, ускорило их появление, определило сюжетную выразительность замысла: показать широко и с разных сторон Урал, отдавая дань огромному краю, но главное, познакомить российского читателя с острыми проблемами жизни, хоть в малой степени раскрыть судьбы народные, характеры людей Урала, мерзопакостные нравы владельцев горных богатств.
Он писал их даже быстрее, чем газета могла напечатать. К ноябрю, однако, почти половина путевых заметок появилась в «Русских ведомостях». Печатание второй половины редакция переносила на следующий год, выполняя обещание начать публикацию нового романа Боборыкина в текущем году.
В эти же дни в распространенной московской газете «Современные известия» появился очерк «Варваринский скит». Доброе предзнаменование! Посланы рассказы в журнал «Дело». Что-то там медлят с решением. Лежит рассказ «Старатели» в московском журнале «Русская мысль», посланный еще из Екатеринбурга в «Вестник Европы», но возвращенный автору.
Путевые заметки «От Урала до Москвы» — талантливая художественная публицистика. К ней Мамин-Сибиряк будет постоянно обращаться, печатая очерки большими газетными и журнальными циклами. В первом цикле не угадывался, а явственно обнаруживал себя будущий крупный художник слова, который прочно войдет в русскую литературу, продолжая и укрепляя великие завоевания реализма. Очерки носили программный характер в определении социальных позиций и как бы эскизно намечали темы будущих произведений. Интересны они свободной манерой письма. Писатель не страшился дать жанровую картину жизни старательской семьи рядом с социологическим исследованием, портрет соседствовал со статистической справкой, пейзаж совмещался с полемическим выступлением. Автор показывал себя энергичным полемистом, мастером пейзажа, диалогов, портретным живописцем. Все увязывалось между собой органично и крепко, переходы давались легко, и «стыки» казались естественными.
Подкупал сам тон «писем», чрезвычайно доверительный, обращенный прямо к читателю, с первых строк устанавливающий с ним прямой контакт.
Очерки явились ярким свидетельством того, как широки были наблюдения Мамина, какое множество проблем волновало его. В них проявилась социальная зоркость писателя. Главный для него вопрос: как и чем живет современный Урал?
«Едва ли найдется другой такой уголок на земном шаре, — писал он, — где на таком сравнительно очень незначительном пространстве природа с истинно безумной щедростью расточила свои дары».
Они должны являться истинно национальным достоянием. История же раскрывает картины «безумного хищения, предметом которого служит Урал в течение последних полутораста лет». Саксонскому выходцу барону Шембергу по протекции всесильного герцога Бирона в 1739 году пожаловали Кушвинский железоделательный завод и гору Благодать, приписали в рабство более трех тысяч рабочих. Вслед за ним поднесли Гороблагодатский округ графу Шувалову, Юговские заводы графу Чернышеву, Верх-Исетские графу Воронцову, Сылвинский и Уткинский графу Гурьеву, Ягошихинский, Пыскорский, Мотовилихинский и Висимский другому графу Воронцову.
Все они были пожалованы на посессионных правах, то есть в семейственное владение, без права передачи или продажи кому-либо. В настоящее время, писал Мамин, семнадцать владельцев домогаются у казны выкупа своих колоссальных владений в полную собственность по баснословно дешевой цене — от 20 коп. до 1 руб. 80 коп. за десятину. Выкупная же цена крепостного надела оценивалась в 10—20 рублей. Автор делал вывод, что отдать в руки этих магнатов половину Урала — преступление.
Разорение России продолжается. Глава «Тагил» дает Мамину возможность высказать свое отношение к тому, что принесла рабочему Уралу «воля», дарованная 19 февраля 1861 года, когда произошел переход с дарового заводского крепостного труда на «вольный» труд. По уставной грамоте, определявшей взаимоотношения Тагильских заводов и населения, все оно разделялось на два разряда: мастеровых и сельских работников. Мастеровым полагались усадьба и десятина покоса, сельским работникам — плюс наделы пахотной земли. При составлении уставной грамоты почти все стотысячное население зачислили в мастеровые и лишили земли. Создалась огромная армия резервных рабочих. Доходы Демидова при этом не пострадали. Он мог держать рабочих при самой нищенской заработной плате. Так произошло ограбление трудовых масс. Губернское присутствие по крестьянским делам в 1865 году признало уставную грамоту незаконной, в 1881 году оно же нашло ее вполне правильной.
Заводовладельцы скупились вкладывать деньги в новые производства, уральские предприятия постепенно дряхлели. Парадоксален был тот факт, что уральское железо и медь, вывозимые на Нижегородскую ярмарку, через некоторое время возвращались на Урал в форме готовых железных и медных изделий. Машиностроение совершенно не развивалось. Дорожный попутчик, «инженер в отставке», как он рекомендовал себя Мамину, — «первый пьяница и единственный честный человек на Урале», не берущий взяток, говорил:
«Вот мы сейчас по английским рельсам покатим. Это между Высокой горой и Благодатью! Вот так клюква… Да-с… И англичанам надо калачика! Да и следует: везут на Урал свои рельсы… Чистые проказники!»
Автора ужасает хищническое истребление лесов. Весь горный Урал до сих пор живет на древесном топливе. Сводятся огромные лесные дачи. Капиталисты ради чистогана идут на все. Вот, рассказывает Мамин, возле Чусовой французская компания строит большой металлургический завод. Ей отведены вниз по течению реки леса на полтораста верст, с правом сводить их на продажу. Очередное безумие! Очередное расхищение богатств!
«Ведь леса, помимо интересов владельческих, имеют громадный общегосударственный интерес, — пишет он, — потому что являются в системе государственного хозяйства не только как строевой материал или как топливо, а служат в то же время как самый лучший регулятор водяных атмосферических осадков, предупреждают засухи, обмеление рек, умеряют суровость зимних холодов, защищают от ветров и, в конце концов, леса же служат источником того богатейшего слоя чернозема, которым выстланы плодороднейшие полосы нашей родины».
