Прежде чем я успеваю подумать о последствиях, я вырываю телефон из его рук, требуя его внимания.

— Хватит этого дерьмового молчания, — шепчу я, выхватывая у него телефон. — Убей меня или прости. Я не могу терпеть, когда ты меня игнорируешь.

Его смех глубок и жесток. Он раздается прямо перед тем, как он делает выпад, быстрый, как пантера. Я едва успеваю вздохнуть, не говоря уже о том, чтобы пошевелиться. Одна большая рука обхватывает мою шею, вдавливая меня в спинку сиденья. Глаза у него дикие, безумные, как и его внешность. Телефон выскользнул из моей руки на пол, но он, кажется, этого не заметил.

— Я хочу убить тебя. Ничто не доставит мне большего удовольствия, чем вырвать голыми руками жизнь из тебя. — С моих губ срывается хныканье. — Но как бы я ни хотел, я не могу. Я не могу заставить себя сделать это. Так что знаешь что, printsessa, я тоже в аду. Точнее, в чистилище. Хочу стереть тебя с лица земли и не могу этого сделать.

Его слова прозвучали с таким опустошением, что у меня перехватило дыхание. Его глаза смотрят на меня, сверкая черным в почти угасающем свете. Мой пульс бьется в горле, шум крови в ушах похож на шум товарного поезда. Я чувствую себя слишком сильно; я подавлена, опьянена его присутствием, выхожу из-под контроля и бессильна остановить это.

Он сломлен, и это я так с ним поступила.

— Скажи мне, как это исправить. — Слезы текут по моему лицу, отчаянно и беззвучно. — Я сделаю все, что нужно, чтобы все исправить, Даниил. Я люблю тебя. Люблю. Пожалуйста… скажи мне, — умоляла я, желая, чтобы он взял меня на руки и все исправил. Потому что без Даниила мне не для чего жить.

Он издает низкий стон, и мне не нравится, как он покрывает мою кожу. Он не смотрит на меня, вместо этого он сжимает переносицу, и шипение проскальзывает между его зубами. Воздух становится неспокойным, словно я попала в электрическую бурю, и кажется, что вот-вот разверзнется ад и мне следует бежать в укрытие.

— Ты знаешь, через что прошла моя семья? Человек, выросший рядом с моим отцом, предал нас самым ужасным образом. Моя мать покончила с собой из-за него. Он украл у нас сестру и убил нашего отца. Доверие дается мне нелегко, но я доверял тебе, я действительно, черт возьми, доверял, а ты все изгадила.

Я вздыхаю, закрываю глаза и откидываюсь на спинку кресла. Я не могу убедить Даниила, что я полюбила его, когда сама не ожидала, что можно кого-то впустить в свою жизнь. Каким-то образом он изменил меня. Изменил все.

Машина останавливается, я открываю глаза и вижу, что мы остановились перед нашим бруклинским пентхаусом.

— И что дальше? — спрашиваю я.

— Ты останешься здесь, пока я не выясню, что будет дальше.

Я хочу спросить, какого черта он имеет в виду, но не успеваю ответить, как дверь распахивается. Михаил стоит на пороге и выглядит таким мрачным, каким я его никогда не видела. Я в последний раз поворачиваюсь к Даниилу, грусть съедает мое сердце. Он не смотрит на меня, но я смотрю на него, запоминая каждую жесткую линию и упрямую челюсть.

Потому что, если я вижу любимого человека в последний раз, я хочу, чтобы это было не зря.

ГЛАВА 34

Даниил

Андрей — чертовски хороший боксер. Я не знаю, почему я настоял на том, чтобы он провел со мной спарринг, кроме того, что мне нужно избавиться от этой маниакальной энергии, пока я не взорвался. Может быть, он это знает, потому что, не раздумывая, налетает на меня, легко встает на ноги, наносит серию молниеносных джебов, за которыми следует сильный правый хук. Но я знаю, как он дерется, и предугадываю его движения, блокирую джебы и уворачиваюсь от правого хука, что заставляет его обнажить зубы. Дикая улыбка.

— Посмотри на себя, сопляк. Ты как будто научился драться по-настоящему.

— Лучше поверь в это, — рычу я, что вызывает у него смех, пока я не возвращаюсь к нему со злобным апперкотом, который попадает Андрею прямо под ребра. Он издает слабое шипение, но это не мешает ему наступать на меня, его подбородок низко вздернут, а в глазах пляшут искорки вызова. Я хочу только одного — повалить его на землю, просто потому, что вся эта сдерживаемая энергия меня просто добьет.

Прошло два дня с тех пор, как я высадил Бьянку в пентхаусе, оставив ее запертой в башне, как Рапунцель, но я ни на минуту не забывал о ней. Днем и ночью я думаю только о ней. Мы с Эрис, как два влюбленных дурака, бродим по коридорам поместья Козловых в любое время суток, тоскуя по пятифутовой красавице, которая ворвалась в мою жизнь и изменила меня навсегда.

Единственное, что помогает, — это планирование уничтожения Эмилио. Мы еще не сделали ни одного шага, но уже задействовали все свои силы, собирали информацию и ждали подходящего момента для удара. Пока что мы продолжаем работать с Зегасом так, как будто все идет нормально. Мы не хотим, чтобы они заметили наше наступление.

Я не сказал Бьянке о наших планах уничтожить ее дядю. Пока, во всяком случае. Я не могу посмотреть ей в глаза, потому что знаю: если я это сделаю, то рухну к ее ногам, прощу ей все грехи. Мое желание наказать ее все больше и больше ослабевает, я чувствую что, держась от нее подальше, наказываю себя.

Я, черт возьми, в замешательстве.

Мгновенное отвлечение стоило мне жизни. Кулак Андрея врезается мне в челюсть, откидывая голову назад, и я не успеваю опомниться, как гнев выплескивается на поверхность. Быстрее, чем я успеваю ответить, он снова набрасывается на меня с поперечным ударом, от которого я успеваю увернуться.

— К черту все это, — объявляю я, срывая с рук боксерские перчатки и бросая их на пол. — Я не могу.

Андрей поднимает руки в знак капитуляции и медленно расстегивает перчатки.

— Если тебе не хочется боксировать, так и скажи.

— Я не могу ее убить. — Не знаю, почему я решил, что смогу. Несколько дней назад это казалось единственным выходом. Ее предательство резало меня как нож, и у меня сложилось ложное впечатление, что чувствами можно управлять, как водой из крана. Но с Бьянкой я не могу их отключить.

— Я знаю. — Он прислонился к канатам, выглядя слишком довольным