видела — вспышки света, которые танцевали на ее доспехах и искрились в глазах, прежде чем взмыть в небо. Тиннстра моргнула, понимая, что это вода Чикара действует сквозь нее, заставляя ее видеть все это, но цвета были такими реальными, такими чистыми, таким прекрасными, таким болезненными. Тиннстра знала, что должна что-то сказать, но слова не шли из нее — она была словно заворожена.

— Ты пялишься, — сказала Зорика с улыбкой, которая осветила весь мир.

Тиннстре потребовалась вся сила воли, чтобы ответить:

— Я?

— Ты.

— Как ты себя чувствуешь?

Зорика оглянулась на город:

— Мне станет лучше, когда мы отсюда уйдем.

Если бы ты послушала меня, нас бы уже здесь не было.

— Ты правильно сделала, что осталась, — вместо этого сказала Тиннстра, слова были как пепел на ее языке.

— Я рада, что ты так считаешь, — сказала Зорика, внезапно помолодев на сто лет. — Потому что мне нужно попросить тебя кое о чем.

— О чем угодно.

— Мне нужно, чтобы ты прекратила спорить с Аасгодом, особенно когда мы с другими. Это никому не приносит пользы.

Тиннстре потребовалось мгновение, чтобы осознать, о чем спросила Зорика. В ней поднялся гнев.

— Он перестанет быть идиотом?

— Он не идиот.

— Неужели?

— Мама, он хороший человек, старается изо всех сил. Как и все мы.

Тиннстре пришлось закрыть глаза. Вода Чикара мешала сосредоточиться. Магия Зорикик причиняла слишком сильную боль и не давала думать. Почему мы должны говорить об этом сейчас?

— Хорошо. Как пожелаешь. — Лучше согласиться, чем спорить.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — спросила Зорика.

— Я в порядке, — соврала Тиннстра, но она знала, что этого ответа недостаточно. — Я все еще не привыкла к тому, что у меня один глаз. Это больно.

— Прости.

— За что ты извиняешься? Это была не твоя вина.

— Я должна был остановить Избранного до того, как у него появился шанс причинить тебе боль.

— У тебя и так было о чем беспокоиться.

— Я знаю, но...

— Никаких но, — сказала Тиннстра. — Это моя работа — защищать тебя, а не наоборот. Так было всегда, и сейчас это не изменится — неважно, насколько ты могущественна.

— Я знаю, но… Я не хочу тебя потерять.

— Как и я тебя.

Зорика вложила свою руку в руку Тиннстры, точно так же, как она привыкла делать в детстве. Драгоценный момент между матерью и дочерью. Затем вокруг их рук затрещал свет, когда магия Зорики отреагировала на прикосновение Тиннстры. Свет поднимался по руке Тиннстры почти с жадностью, следуя за водой в ее венах, обжигая при движении, заставляя Тиннстру отпустить руку, разорвать связь.

Зорика посмотрела на нее. Обиженная, сбитая с толку.

— Сейчас не время, — сказала Тиннстра, немного слишком резко.

— Хорошо.

Тиннстра услышала столько боли в таком маленьком слове, и еще больше себя возненавидела. Она превратила себя в оружие, но не могла контролировать, кому в результате причиняет боль.

— Прости, — сказала она. — Я на взводе. Мой глаз. Эта война. Все.

— Тебе не обязательно взваливать тяжесть мира на свои плечи, — сказала Зорика. — Тебе не обязательно нести меня. Не в этот раз.

Тиннстра взглянула на свою дочь — вся в бушующей магии, в буре цветов:

— Это ты несешь на себе мир.

Грустная улыбка промелькнула на губах Зорики.

— Вот почему ты мне нужна. И Аасгод, и все остальные. Не думаю, что кто-то из нас сможет победить в одиночку. Мы не можем сражаться между собой.

Было больно слышать имя Аасгода рядом с ее именем.

— Никто из нас так не силен, как все мы вместе, — сказала Тиннстра. — Это было одно из любимых выражений моего отца.

— Ты скучаешь по отцу?

— Иногда я о нем даже не вспоминаю. Иногда ощущаю его потерю как пустоту в сердце. — Тиннстре пришлось перевести дух. Воспоминания вихрем пронеслись в ее голове, оседлав воду Чикара, некоторые из них были настолько яркими, что, казалось, все это происходило прямо сейчас. Ей пришлось сосредоточиться на своих словах. — Мои отношения с отцом были... сложными.

— В каком смысле?

— Я никогда не чувствовала себя такой, какой он хотел меня видеть. Я просто хорошо притворялась — храброй, хорошей Шулка, хорошей дочерью, той, кем он мог бы гордиться.

— Он бы гордился тобой сейчас.

— Он? — Тиннстра не была так уверена. Она не могла не подумать, что Грим Даген справился бы с делами гораздо лучше, чем она. Гриму Дагену не понадобилась бы вода Чикара, чтобы быть сильным.

— Он бы гордился. Я уверена.

Если бы ты только меня знала. Знала по-настоящему.

— Тебе не обязательно притворяться.

— Но ты моя семья. Единственная, которая у меня есть. Я даже не помню, каким был мой отец, не говоря уже о его любимых выражениях.

— Твой отец был хорошим человеком, — ответил Тиннстра. — Его сердце было с народом.

— Его называли Кариин Кроткий, так?

— Да, так оно и было. Ему нравились его музыка и искусство, а для Шулка это странные вещи, которые трудно понять. Он хотел построить мир, который продлится тысячу лет.

— Может быть, однажды я смогу это сделать, — сказала Зорика.

— Ему бы это понравилось. Это было бы достойным наследием.

Зорика улыбнулась:

— Сначала нам просто нужно убить всех Черепов.

— Что мы и сделаем, — сказала Тиннстра. Всех до последнего.

Еще один всплеск боли пронзил разум Тиннстры, тот, который она знала слишком хорошо. Она обернулась и увидела приближающегося Аасгода.

— Ваше Величество. — Маг поклонился. — Тиннстра. — Кивок в ее сторону.

— Все в порядке? — спросила Зорика.

— Да, Ваше Величество, — ответил Аасгод. — Хасан сообщил мне, что последний из погребальных костров будет зажжен в течение следующего часа, и он надеется, что мы сможем уйти сегодня днем.

— Спасибо тебе, Аасгод, — сказала Зорика. — Что бы я без тебя делала?

Тиннстра заставила себя не отвечать на этот вопрос.

Зорика направилась обратно в город, и, когда Тиннстра направилась следом, Аасгод ее остановил.

— Да? — спросила она.

Маг оценивающе прищурился:

— Ты выпила еще воды Чикара?

— Нет, — выплюнула она, хотя ложь была очевидна.

— Тебе нужно быть осторожной,