Вздохнул Гинтарс. Вряд ли получится со змеею. Никак уж так не подгадать… а даже и подгадаешь, гадину все равно раньше убьют. Хватанут косою или серпом. Это же не священный уж, не жалко.

А вот если на реке? Отправится Аушрайте купаться да начнет тонуть… Тут и Гинтарс… Нет! А вдруг не начнет тонуть, да еще и увидит, как он за ней подсматривает. Потом позору не оберешься!

И так выходило – не очень, и этак – нехорошо. Тогда как же? Как же внимание на себя обратить? Как-как… Да на ближайшем же празднике, в честь лауку двасиос – полевых духов! Девчонки как раз собираются, плетут цветы, потом поют все, водят хороводы. Парни же дарят подарки тем девчонкам, которые нравятся. Вот бы и подарить! Только не венок, а что-нибудь такое, действительно стоящее, к примеру – янтарные бусы. К празднику как раз понаедут купцы… Вот только на что купить?

– Эй, ты оглох, что ли, парень?

Гинтарс дернулся, обернулся – перед ним стоял сам кунигас. Как всегда в последнее время – хмурый, в длинной тунике с вышивкой, в красных сафьяновых сапогах, с непокрытой головою.

– Ох, господине… задумался.

– Задумался? – Довмонт неожиданно рассмеялся. – Интересно, о чем?

– О… о любви, господине… – признавшись, юноша поник головою.

– О любви? Впрочем, тебе пора уже. И что, есть кто на примете?

– Да есть… – сверкнув светло-голубыми глазами, парень собрался с духом и выпалил: – Могу я спросить, князь?

– Спрашивай.

– Имею ли я право на долю добычи? Или, как слуге, мне ничего не…

– Имеешь! – резко оборвал кунигас. – Только зачем тебе доля? А-а-а… понял, понял. Не иначе подарок хочешь купить? Что ж, догадаться не трудно, коль такие речи завел. О деве не спрашиваю, но… что надумал преподнести, если не тайна?

– Бусы, мой господин.

– Бусы? Хорошо. Подойди вечерком, немного серебришка получишь. Сейчас же бери на конюшне коня да скачи в Нальшаны. Передашь кое-что криве. Поскорее скачи – на обратном пути отдохнешь.

– Ох, княже… – услыхав о важном поручении, парнишка расхрабрился еще больше. – А можно мне… серебро-то не вечером, а сейчас. Хоть немножко. В Нальшанах, я слыхал, как раз нынче купцы.

– Ах ты ж… Ладно! – улыбнувшись, кунигас вытащил из висевшего на поясе кошеля горсть серебряных пфеннигов и щедрой рукой отсыпал их Гинтарсу в подставленные ладони.

Увы, юноша опоздал! Торговавшие в Нальшанах купцы уже день как уехали в Полоцк, оставив после себя пожухлую вытоптанную покупателями траву и обломки рядков-прилавков. Ветер уныло сносил мусор к реке: обрывки ленточек и кожи, рассохшиеся туески из-под ягод, записки на бересте.

Гинтарс возвращался домой несколько расстроенный, прикидывая, когда же торговцы вновь посетят Утену или Нальшаны? Успеют до праздника полевых духов или нет? Жаль, если нет, если не будет подарка…

Стоял уже полдень, и солнце пекло с невероятной силой, так, что истекавший потом юноша мечтал лишь об одном – напиться студеной колодезной воды вдоволь да, скинув одежду, с разбега нырнуть в речку.

– Ай, милый-дорогой, не хочешь ли чего холодненького испить?

Гинтарс придержал коня и повернул голову, увидев упиравшуюся руками о плетень женщину с необъятной грудью. Круглое рябое лицо ее напоминало сморщенное яблоко, посреди которого торчала толстая груша – нос. Обычная скандальная тетка-простолюдинка… Однако же… Яркий платок, янтарное ожерелье на толстой шее, белая, украшенная щедрой красно-зеленой вышивкой рубаха. Красные цветы, зеленые листики – между прочим, крашеные нитки немаленьких денег стоят. Не-ет, не из простых тетка… не совсем из простых, уж точно – на поле не жнет, стога не метает, владеет постоялым двором! Пусть небольшим, но все же.

– Заходи, заходи, – кабатчица широко улыбнулась. – У меня под навесом не жарко.

В дальнем углу двора, под устроенным из жердей и рогожки навесом, стоял длинный стол, вдоль которого лежали массивные ошкуренные бревна – скамейки. Вокруг росли кусты красной и черной смородины, рядом виднелись какие-то желтые и розовые цветы – смотрелось все весьма уютненько и красиво.

– Не жарко, говоришь…

– Садись, садись, славный воин. Я тебе живенько попить принесу… не задорого. Ягодный квасок у меня вкусен, прямо с ледника. И конька твоего напоим.

Уговорила! Еще бы. По такой-то жаре да ледяной квасок под тенистым навесом.

– Ладно, тетка. Тащи!

Подбежавший мальчишка-раб проворно подхватил поводья коня, Гинтарс же довольно уселся в тени, вытянув ноги. Кабатчица прибежала быстро да, колыхаясь всем своим необъятным телом, ловко поставила на стол большую деревянную кружку и глиняное блюдо с маленькими ржаными лепешками, политыми соусом из сметаны и шкварок.

– Заедки тебе. Кушай!

– Да пошлют боги тебе удачи…

Поблагодарив, Гинтарс вдруг замер, увидев на мизинце кабатчицы серебряное кольцо. Изящный перстень с плоским дымчато-коричневатым камнем, почему-то показавшийся юноше смутно знакомым, смотрелся на пухлой теткиной руке, как на корове – седло. Видно было, что перстенек и на мизинец-то налез еле-еле… А вот Аушрайте придется в самый раз! Как раз в цвет к глазам.

– Перстенек не продашь? – Гинтарс не привык откладывать дела в долгий ящик, спросил напрямик, сразу. – Я заплачу. Щедро.

– Щедро это как? – кабатчица тоже не очень-то ломалась, не прикидывалась, что перстень сей – единственная память о покойном папеньке.

Не говоря ни слова, юноша высыпал на стол пфенниги. Потом, посмотрев на хозяйку, добавил еще и честно предупредил:

– Больше нету.

– Хм…

Хозяйка задумалась – хотелось бы, конечно, еще, но и эта кучка серебра выглядела довольно внушительно. Перстень явно такого не стоил.

– Хорошо…

Жадность все же взяла свое. Кабатчица ловко сгребла деньги и с большим трудом, отдуваясь и исходя потом, стащила с мизинца кольцо.

– Забирай! А то оно мне жмет вообще-то.

Так вот и сладилось всё. Подарок был – загляденье! Аушрайте должен бы понравиться, должен…

– Что ты там все рассматриваешь? – подняв глаза, Довмонт глянул на вошедшего с кувшином браги парня. – Неужто подарок купил?

– Купил, господин, – поставив кувшин на стол, скромно признался Гинтарс. – Все ваше серебро истратил.

– Молодец, – кунигас потянулся и расслабленно зевнул. Голова заметно побаливала, как и всегда с утра в последнее время. Слишком уж много князь пил. Пил один и в компании – с воеводой и – частенько – с Будивидом-жрецом. Пил хмельной квас, медовуху и брагу, а если случалось доброе рейнское вино – то пил и вино тоже. Так было легче забыть Бируте… и ту девочку… невесту велей.

– Вот! – парнишка с явным удовольствием показал князю перстень…

Кружка упала на стол. Хорошо – уже пустая…

– А ну-ка, ну-ка… Ага! Оттуда у тебя этот перстенек, Гинтарс?

Довмонт не знал, что и думать. Массивный серебряный перстень с плоским камнем он отдал вестнику-мальчишке, тогда, во время той самой несчастливой битвы, отдал в качестве знака, чтоб воевода мог опознать гонца.