Шрифт:
Закладка:
* * *
Отрадное было всё в движении. Из ранее заселённых домов спешно выезжали военные, снимая российские флаги. На лавочках под разукрашенными на украинский узорный лад заборчиками сидели, щёлкая семечки, местные старушки, с любопытством и нескрываемым удовольствием наблюдавшие за переполохом, внезапно случившимся у «русских оккупантов».
В здании школы, куда почти два месяца назад заезжал полк и где всё это время располагался его штаб, царило смятение, в котором было уже невозможно найти кого-либо, способного не только управлять, но хотя бы просто отдавать приказы и указания. Кричали с разных сторон и одновременно. Солдаты носили коробки с бумагами из здания в машины командного состава, которые тут же охранялись личными водителями с оружием. На хозяйственном дворе горел огромный костёр, куда также не переставая подносили всякий макулатурный хлам уже другие солдаты. Вокруг валялись распечатанные цинки, хотя можно было видеть, что они часто наполовину заполнены квадратными свёртками с патронами.
* * *
«Савинцы», уставшие и ещё не отошедшие от боя и ночного марш-броска, сначала с недоумением смотрели на происходящее, но уже скоро начали понимать, что на их глазах разворачивается серьёзный кипеж, в простонародной речи называемый драпом…
– А мы там на этих педерастов надеялись. Ждали помощи! – кто-то из бойцов умышленно громко крикнул на весь пришкольный двор и тут же продолжил: – А они свои жопы спасают, крысы штабные!
Пробегавший мимо толстый, старый, потный и задыхающийся астмой замначштаба полка на ходу бросил:
– Ваш комбат в штабе, на совещании у комполка. Ждите его здесь. Честь имею.
Чести он не имел, как не имел до этой войны ничего общего ни с армией, ни с ополчением, ни с Русской Весной две тысячи четырнадцатого года. Случайная фигура, каких на командных должностях в период спешной мобилизации в феврале двадцать второго года в ЛДПР оказалась такая уйма, что нормальным боевым мужикам-командирам остались лишь места в окопах, блиндажах, а уже позже – в мешках для перевозки трупов с номером 200.
Наконец на крыльце появился Близнец, к огромному удовольствию Савина и всего стоявшего вокруг него личного состава, с большим куском белого лейкопластыря под левым глазом, который всё равно не покрывал границ уже хорошо посиневшего фингала, очевидно, оставленного горе-полководцу в «благодарность за службу» от комполка или ещё кого повыше.
Следом вышел уже знакомый Савину и другим бойцам Тигр. В отличие от Близнеца, избежавшего встречи с бойцами, Ксенофонтов подошёл, поинтересовался, как устроились и все ли на месте.
– Пацаны, – вдруг предложил майор, – у меня «Урал» почти пустой будет уходить к границе. Вам транспорт не дадут, это я только что от вашего комполка слышал. Так что, лейтенант, самых больных, раненых и прочих можешь прямо сейчас грузить. Остальным лучше выдвигаться сейчас, а если есть желающие на броне, то милости прошу, когда с задания вернутся.
Прощаясь, он обнял Саву, подошедших Рому и Юрваныча, поднял правую руку со сжатым кулаком и напоследок сказал:
– Берегите себя, парни! Война долгая будет, так что дай нам всем Бог терпения и хороших командиров!
– Быть добру! – громко ответил за всех Юрий Иванович.
– С такими офицерами в войне победим, – с какой-то еле заметной грустью в голосе вымолвил Сава и, повернувшись к личному составу, добавил: – Слушай мою команду…
* * *
Витязь вышел на некогда крайний блокпост Отрадного и был удивлён тем, что никто его не окликнул и не прозвучало привычное «Стой! Кто идёт?». В окопах и в самом блиндаже никого не было. Пройдя ещё сотню метров, он увидел на воротах первых по улице домов развевающиеся жёлто-голубые флаги. Недолго думая, Виктор свернул на объездную просёлочную дорогу и, оглядываясь по сторонам, обошёл посёлок, где, по его соображениям, должны были ещё находиться свои. А своих не было. Стемнело, и это придало некоторое спокойствие. Дальше двигался быстрее обычного, не останавливаясь, и к утру всё же дошёл до первого блокпоста с триколором, где стояла пара бойцов, которые ему и посоветовали, что двигаться надо ещё быстрее и если будет транспорт, они подскажут, чтобы его подобрали по дороге.
Машина подвернулась, к счастью, быстро. Нашёл расположение остатков батальона, где Сава встретил его, тепло приобняв и как-то странно посмотрев на голову. Подвёл к зеркальцу, висевшему на столбе над рукомойником, и спросил:
– Ты себя давно в отражении видел?
– Давно. Не помню, когда. А что такое? Похудел? Так это нормально.
Сава молча отошёл, ткнув Витю пальцем в голову.
Когда человек переходит в стадию старения, он, естественно, видит, как появляются на лице морщины, непроизвольно находит один-другой побелевший волосок и начинает расстраиваться и сожалеть об уходящей молодости. Но это когда живёшь спокойно, размеренно и всегда готов к естественным изменениям во внешности. Эдак можно стареть и не переживать особенно по поводу постепенно наступающей осени жизненного цикла…
В отражении зеркала на Витязя смотрел совершенно седой человек, с испещрённым морщинами обгоревшим лицом, но неестественно молодыми, хоть и усталыми глазами. Он несколько раз плеснул в лицо холодной водой, но отражение не изменилось. На него продолжал смотреть молодой старик, которому всего-то два месяца назад исполнилось тридцать три года…
Утром колонна выстроилась для выхода из зоны специальной операции. Среди «Уралов», нескольких боевых машин пехоты, тройки танков и пары заправщиков не было видно ни одного из жёлтых автобусов, когда-то привезённых сюда с городских маршрутов Донецка. Не было в колонне и «Градов», занявших позиции для прикрытия отхода разрозненных остатков подразделений мобилизационного резерва Народной милиции ДНР. Остатков тех, кого, по утверждению некоторых руководителей, там нет и быть не могло. «Ихтамнетов» теперь было в три раза меньше того количества, которое грозно и боевито заходило на Харьковщину два месяца назад. Усталые, измождённые лица солдат не светились особой радостью, хотя, наверное, каждый глубоко в душе молился и благодарил Всевышнего за возможность находиться в этой колонне, увозившей его от войны. Оставшиеся в живых и не попавшие в плен уходили домой – в Россию, в Донецк.
* * *
А вокруг уже установилась в своих правах настоящая весна, радуя солнечными лучами и пением вернувшихся из тёплых краёв птиц. Они прилетают каждую весну, преодолевая трудный путь ради того, чтобы люди услышали их щебетание и трели, воспевающие возрождение жизни после мёртвого сезона суровой зимы.
Даже в лихую годину страшных потрясений и бед, когда, казалось бы, под чёрной
