Шрифт:
Закладка:
Не раздумывая ни секунды, со словами «Получи, пшек вонючий!» Витязь вскинул автомат, нажал на спуск подствольника, дал короткую очередь трассерами и бросился в овражек. Вслед за взрывом гранаты нацисты какое-то время приходили в себя, что дало возможность Виктору начать быстрый отход, не дожидаясь ответных гранат или, не дай бог, польских маленьких мин. Парочка действительно легла, но уже далеко позади, когда они не могли угрожать ополченцу даже осколками…
С рассветом бывший комендант оставленной Суворовки вышел к перекрёстку перед Шестаково, где тут же обнаружил следы недавней стоянки своих. Обёртки от солдатских галет и шоколада с изображением красной звезды и надписью «Армия России» даже начинающему разведчику не давали шанса ошибиться, чьи бойцы тут делали привал. Костров не жгли, но кто-то сходил по-большому, и свежесть характерного амбре подсказывала, что отряд выдвинулся не более часа назад, хотя и этого было достаточно, чтобы не рассчитывать догнать их пешком.
Хотелось пить. Отстегнул фляжку. Открыл крышку. Поднёс к губам и сделал глоток. Чуть не подавился. Чистый медицинский спирт, осушив полость рта, буквально прожёг гортань. Откашлялся. Тепло пошло под грудной клеткой. Жажда ушла, но захотелось ещё глотнуть содержимого фляжки. Витязь уже не мог вспомнить, как вместо воды в сосуде оказался спирт, но роптать и сетовать на судьбу не стал. Тем более что ему стало немного легче на душе. Сев на пенёк, Виктор снова открутил крышку, подумал про себя: «За пацанов! Земля пухом!» – и, резко выдохнув, сделал теперь уже затяжной глоток.
Дальше шёл легко. Солнце начинало пригревать. Всюду слышалось пение птиц. Весна, несмотря на происходящее вокруг, брала своё. Новая жизнь приходила на смену старой. Природа так устроена. Но не всегда и не для всех. Не может престарелая мать, потеряв одного и тем более единственного сына на войне, взять и родить на смену умершему новую жизнь. Тут природа бессильна, и в этой жизненной цепочке отдельно взятого рода человеческого наступает разрыв, а рано или поздно – полное забвение. Да и не каждой молодой матери справиться с такой бедой. Для этого самой бы ожить и впустить в себя новую весну, наполняющую душу и тело свежестью манны как жизненной силой. Но можно ли вообще представить себе, как новая человеческая жизнь способна заменить погибшую? Нет. Этого не может быть. Жизнь человеку даётся один раз. И второй не будет на этом свете. Та жизнь, которую принесёт молодая мать после гибели старшего сына, будет другой и никак не продолжением ушедшего в мир иной. Его продолжение только в его собственных детях, от скольких бы женщин они ни родились. И если нет у тебя детей или хотя бы той, которая сейчас носит в себе твоё семя, то твоя гибель означает лишь одно: цепочка твоего рода уже порвалась и продолжения не будет, сколько бы вёсен ни наступило на белом свете, сколько бы слёз ни пролила твоя мать над могилой, вымаливая у земли вернуть тебя к ней.
Витязь шёл, перебирая в голове все эти мысли, то и дело отгоняя воспоминания о прошедшей ночи, и даже сам не заметил, что шаг его стал как будто шире и увереннее.
«Ничего, мы ещё повоюем! – зло и крепко стиснув зубы, говорил он про себя. – Мы вам, твари, покажем руины Крещатика и развалины Харькова. За каждого убитого десять хохлов убью! За каждого замученного пленного пять хохлов убью! За каждый дом в Донецке вы мне ответите! Наши деды не добили ваших ублюдочных предков, мы добьём и вас, и ваших детей! Даже внуки ваши поганые будут на коленях просить подаяния и прощения у моих сыновей! А их у меня будет как минимум трое! Клянусь всеми святыми!» После клятвенных слов Витязь на ходу осенил себя знамением и добавил уже громко вслух:
– Вот хрен вам с маслом! Мы ещё вернёмся! Ох как вернёмся!
Зло сплюнул на обочину, подправил разгрузку, подтянул автомат и широким махом зашагал прямо по асфальту, уже не прячась в лесополосе от каких-то там дронов и коптеров, не забыв вскинуть при этом кулак к небу с выставленным средним пальцем…
* * *
Группа Савина прошла больше десяти километров без привала, и уже стали поступать предложения отдохнуть, как неожиданно со стороны Отрадного, окраину которого уже можно было рассмотреть в армейский восьмикратный бинокль, показалась быстро приближающаяся небольшая колонна бронетехники. Команду «Занять оборону!» бойцы исполнили мгновенно, грамотно расположившись в лесополосе по обеим сторонам дороги. Единственный гранатомёт поручили Могиле, который быстро выдвинулся на позицию, затаившись в кустарнике.
– Приготовиться к бою! – громко скомандовал Савин и тут же осёкся: – Отставить! Наши!
На броне головной БМП сидели бойцы в российской форме, позади которых прямо на антенне развевался триколор.
Почти на ходу с брони соскочил военный. Позади остановились ещё три боевые машины пехоты. Сава вышел навстречу и представился. В ответ:
– Командир батальона майор Ксенофонтов. Тигр.
– Здравия желаем, товарищ майор! – выкрикнул из толпы уже подходивших к машинам ополченцев Рома. – Не узнаёте? Мы у вас караул принимали на элеваторе.
– Точно! Узнал! – обрадовался Тигр и, глянув поверх голов, тут же спросил: – А старик-то с вами? Как его? Чалый, кажется?
– Нет его, товарищ майор, – спокойно ответил за Рому Сергей. – В госпитале он, но жить, надеюсь, будет.
– Ну и слава богу! Пацаны, а я за вами. Из штаба сообщили, что выходят ополченцы разными группами. Вот мы и выехали подбирать, кого успеем. Так что вам повезло. До Отрадного тут километров пять осталось. Давайте без лишних разговоров на броню.
– Да куда нам всем? – засомневался Сава. – Нас тут почти семьдесят человек.
– Хорошо. Пусть лезет столько, сколько поместится. За остальными вернёмся.
Так и решили.
Кое-как уселось три десятка, и машины, ревя и выбрасывая из глушителей чёрный дым, быстро рванули в обратную сторону. Савин приказал не ждать, и остаток отряда двинулся в направлении Отрадного. Шли быстро и как бы весело, впервые за несколько дней увидев настоящих своих, на броне и с флагами.
