…Много лет назад был юбилей какого-то огромного нефтегазового месторождения — то ли Самотлора, то ли какого другого. И туда полетела команда известных артистов, чтобы поздравить газовиков. Руководил группой Иосиф Давыдович Кобзон, который милостиво взял меня с собой. Надо было лететь на самолете, пересаживаясь на вертолет, а потом чуть ли не на оленях ехать куда-то. А так как там круглосуточная вахта, то и юбилейный концерт шел круглые сутки. Одни выступающие и зрители сменяли других. Мы жутко опаздывали туда с этими вертолетами и оленями. И когда, наконец, добрались, праздник уже заканчивался. Композитор и режиссер Алексей Гарнизов, который устраивал это юбилейное торжество, в ужасе сообщил, что он написал песню о газовиках и хотел, чтобы в конце Иосиф Давыдович ее спел, а мы поддержали, но сейчас уже не получится, потому что буквально через полчаса финал. Я в силу своего нахальства спрашиваю: «Ну что, Иосиф, слабо тебе выучить песню?» Он говорит: «На что заложимся?» «Американка», — предлагаю я. То есть на любые пожелания. Иосиф Давыдович взял бумажку и отошел в сторонку. Там было, как сейчас помню, десять куплетов. Что-то типа: «Полгода днем, полгода ночью, сидят-гудят газовики». Просто какая-то жуть на две страницы. И музыка была аналогичная.

Когда концерт подошел к концу, Иосиф Давыдович взял меня за руку, и мы в окружении всей банды вышли на сцену. Он приблизился к роялю, дал ноты своему аккомпаниатору Алексею Евсюкову и, глядя мне в глаза, наизусть пропел все десять куплетов! Утром мы пошли в распределитель. Они тогда были при всех месторождениях. Для того чтобы рабочие выдавали больше газу на-гора, им подкидывали какие-то дефицитные вещи, например дубленочки. Иосиф Давыдович, держа меня за руку, шел по этому магазинчику и тыкал пальцем в то, что я должен ему купить за проигрыш пари. В общем, он меня раздел…

Прошло лет двадцать пять. В Ялте, в концертном зале «Юбилейный», устраивали шоу, посвященное открытию памятника «Трубка Ширвиндта», на которое пришел Иосиф Давыдович. Он вышел в конце и трогательно поздравил меня. А я сдуру рассказал про то давнее наше пари. Тогда Иосиф снова сказал: «Давай заложимся, что я ее сейчас спою». Но я снова решил, что это немыслимо. А он взял меня за ту же руку, что и двадцать пять лет назад, и пропел «Полгода днем, полгода ночью, сидят-гудят газовики» — все десять куплетов. И я упал перед ним на колени.

Никого подобного Кобзону я в своей долгой жизни не встречал, а так как я намного старше юбиляра, то уже и не встречу. Он — особь, не привязанная к эпохе. Он — дитя мироздания. Я хорошо представляю его гладиатором в колеснице на самых опасных ристалищах, я воображаю его Бисмарком, Ришелье или Фрэнком Синатра. Я вижу его на баррикадах Французской революции, он гармонично вписался бы в любую мантию от митрополита до муфтия, я мысленно рисую его на белом коне, принимающим парад чьих-либо войск, в белом мундире, завещанном орденами всех времен и народов.

В президиуме и на трибуне, на эстраде и в бане, на дружеской попойке и в Думе — он всегда органичен и централен. Магнетизм его мощи и обаяния зашкаливает за пределы обычности и потому подчас пугает, а некоторых раздражающе настораживает.

Он добр не показушно, он щедр не выборочно. Он наглядное пособие в номинации «мужчина».

Он — всероссийский РЕБЕ — думающий, говорящий, поющий и живущий не под фонограмму момента, а по сути своей индивидуальности и мудрости.

Евгений Глазов

главный режиссер Государственного Кремлевского дворца, народный артист РФ

Нашу жизнь во многом определяют люди, с которыми мы соприкасаемся на своем пути. Один из таких великих людей — Иосиф Давыдович Кобзон, ставший для меня эталоном отношения к жизни, стране, работе, окружающим людям, своим близким. Он — не просто выдающаяся личность. Он — особый мир, Галактика, в которой есть все: искренность и честь, любовь и дружба, участие и помощь, творчество и неустанный труд…

Вспоминаю, как однажды, когда мы уже знали о его тяжелом недуге, в одном из концертов девочка-редактор случайно сообщила Иосифу Давыдовичу неверное время выхода на сцену, и он приехал за полтора часа до выступления. Я зашел к Иосифу Давыдовичу в гримерку с извинениями, а он сказал мне фразу, которую не забуду никогда: «Я потерял целый час своей жизни». И я понял, что время для него — бесценно, ибо он жил, стремясь как можно больше принести пользы каждой минутой, каждым мгновением своего пребывания на этой земле.

Он был чрезвычайно остроумен и помнил множество баек и случаев из жизни знаменитых людей. Истории из его уст можно было слушать часами: одна интереснее другой. Иосиф Кобзон был знаком с самыми выдающимися личностями своего времени: поэтами, композиторами, политическими деятелями, врачами, депутатами, спортсменами, космонавтами, знал множество историй из их жизни. В его рассказах они представали не забронзовевшими знаменитостями, а простыми и отзывчивыми людьми, обладающими чувством юмора.

…Во время выступлений в Кремлевском дворце я всегда провожал Иосифа Давыдовича к выходу на сцену от гримерки. Как известно, закулисье всегда заполнено какими-то ящиками, лежащими на полу проводами, реквизитом, софитами… Когда входишь из светлого коридора в темноту закулисья, глаза не сразу могут привыкнуть к сумраку, и я рассказывал Кобзону о возможных препятствиях на пути. И вот однажды он поведал мне об одном смешном случае со знаменитым американским предпринимателем Хаммером, который начал сотрудничать с Советской Россией еще при жизни Ленина. Когда Ленина уже не стало, в преклонном возрасте Хаммер посетил Москву и попросил отвести его в мавзолей. И вот привели его в мавзолей, сопровождающие подсказывают, где повернуть — налево или направо, чуть-чуть пригнуться, посмотреть под ноги, пройти еще три шага, подняться или спуститься по ступеням, и наконец, после всех лабиринтов, они вышли из мавзолея наружу. И тут Хаммер спросил: «А где же Ленин?»

В моем