Но теперь такое случалось раз в пару лет. Он стал лучше справляться со стрессом и тревогой. Понял, что ярость и гнев помогают, придают сил. И все же такие приступы могли убить, поэтому Пит следил за ними, как человек, высматривающий в тени незваного, опасного гостя.

Через год после инцидента с муравьями Пит, наконец, уехал насовсем – от детской жизни, от родительских стен. Таких, как он, без конца звали во все банды – отчаявшихся, голодных, злых. С братьями Бордер он нашел новый дом, новую семью. Его не волновали расовые вопросы, он просто хотел быть с кем-то, чувствовать свою значимость.

Но сколько бы лет не прошло, сколько бы силы ему не придавал праведный гнев, Пит по-прежнему ненавидел спать на полу. Особенно в каком-то мерзком домишке посреди леса. Кроме того, он так и не смог полностью преодолеть свой страх насекомых, и это еще одна из причин, по которой ему не нравилось находиться на земле.

«Но с таким видом не поспоришь»,– думает он, и его золотые зубы тускло поблескивают в растянутой впадине ухмылки.

С его точки обзора видно, как за ночь спальный мешок Дженни ослабел, обнажив ее до самых ребер. Конечно, она не была глупа и осталась в майке (но не надела лифчик, друзья мои!), но тонкая обтягивающая рубашка съехала во время сна. Когда сумеречные лучи предрассветного солнца проникают сквозь плохо развешанные одеяла и наспех сколоченные доски, прикрывающие окна, он отчетливо видит, что ее груди приподнялись и почти выступают из широкого, изогнутого выреза рубашки. Если она чуть-чуть пошевелится, Пит уверен, что одна сиська выскользнет и тогда он устроит себе небольшое бесплатное утреннее шоу.

К сожалению и досаде, ему еще хочется ссать, как русской скаковой. Что осложняет принятие решения: остаться на шоу? Или встать и надеяться, что после антракта действие продолжится с того же, на чем остановилось?

Его мозг умоляет остаться, но мочевой пузырь требует уйти.

– Черт,– бормочет он. Пит вылезает из спального мешка так тихо, как только может (не снимая ботинок), и почти на цыпочках пересекает гостиную.

– Куда ты? – слышится громкий, глубокий голос с кухни.

Пит закатывает глаза и смотрит направо, на Лиама и Джима, склонившихся над карточным столом, очевидно, увлеченных дискуссией.

Строят планы! Планы, которые могут включать, а могут и не включать старого доброго Пита.

– Иду отлить, хотите со мной?

Джим смеется и качает головой. Лиам изучает то, что лежало на столе, не обращая внимания ни на Пита, ни на его зов природы.

* * *

Холодрыга!

Пит обнимает себя, ужасно ругаясь, что не надел ботинки. Небо бледно-голубое, выцветшее от солнца. Пит смотрит на линию деревьев в двадцати ярдах от него, на блестящую от росы дикую траву от дома до линии леса, затем на свои босые ноги.

– Нет уж, спасибо,– говорит он и дрожит. Вместо этого он сходит с крыльца и быстрым шагом направляется к углу дома, желая уединиться, потому что теперь, когда он встал и прошелся, нижний отдел кишечника задумался об утреннем очищении. Пит гадал, не вернуться ли за туалетной бумагой, но вместо этого решил пойти дальше и пока просто поссать. А потом он со всем разберется, когда мочевой пузырь опустеет, ноги больше не будут мокрыми и холодными, а он снова сможет ясно мыслить.

Пит заворачивает за угол и хватается за ширинку. Здесь есть небольшие кусты, высокая трава, которая прижимается к стене дома. Он идет к небольшому скоплению листвы и останавливается.

Мужчина тупо смотрит в землю, пальцы застыли на приспущенной молнии.

Как, черт возьми, мы не заметили это?

Наполовину скрытая сорной травой и дикими зарослями высокого желтоцвета. Дверь. Даже две двери. Прямо в этой чертовой земле.

Пит отходит в сторону, изучает двери внимательнее. Он сминает ногой траву и снова замирает от представшей картины.

– Вот срань,– холод пробегает от его ступней вверх по ногам, сжимает яйца и посылает ледяные кинжалы в затылок.

Рядом с двойными дверьми торчит маленькое заплесневелое окно, выходящее в эту дыру. Пит наклоняется (игнорируя вопящее давление в мочевом пузыре) и заглядывает в окно, раздвигая высокую траву для лучшего обзора. Косой луч утреннего света падает из-за плеча Пита сквозь тусклое стекло и останавливается на полу погреба.

Неловко согнутые ноги в синих брюках упираются плашмя в грязь. Неподвижные и сломанные, как выброшенное пугало.

«Это человек»,– думает Пит. Он встает, одергивает ширинку и мочится на стену дома, задумчиво наморщив лоб. Отдаленная часть наслаждается освобождением от боли и давления, но остальной мозг изо всех сил пытается обдумать то, что увидел.

И что это значит.

– Джим будет в ярости,– тихо говорит он и отходит, забыв застегнуть молнию, да ему и плевать.– Это очень плохо, Педро.

Пит делает два шаркающих шага назад, в последний раз переводит взгляд с дверей на окно, затем шагает за угол дома к входной двери.

Ну, зато это объясняет ужасный запах.

Пит начинает смеяться, а затем на его лице появляется страдальческое выражение, как будто он вот-вот закричит или заплачет.

– О, черт,– говорит он, а затем понимает, что лучше ему не идти.

Он начинает бежать.

6

– Босс? У нас проблема.

Джим смотрит Лиаму через плечо на тощего Пита, стоящего в дверях, дрожащего, как маленький ребенок, попавший под дождь.

– Что я говорил насчет того, чтобы держать эту дверь закрытой и запертой? – говорит он, и его взгляд намекающе скользит в сторону Лиама, и Лиам – он всегда был умненький – ловит его и изучающе смотрит на Пита.

– Что стряслось, Пит? – спокойно говорит Лиам, и Джим уже в который раз благодарит небеса за то, что он в его команде. Да, вчера он обосрался, но мальчишку легко недооценить. Он и сам в каком-то смысле его недооценивал, и не то, чтобы он мог слинять. Пацаненок и пятидесяти ярдов не пробежит, не взорвавшись от ярости – Джим знает, потому что он видел маленького ублюдка, одна нога кое-как двигается, бежит, как чертов калека на уроке физкультуры. Пыхтя и сопя и позади всех.

Пит, с другой стороны, звезд с неба не хватает, и если бы не рекомендация Грега, Джим бы никогда такого уличного гангстера, как Скалера, не привлек. Джиму нравилось иметь команду тех, кто мог смешаться с толпой, вписаться в нормальное общество. Стоять за тобой в кофейне, наблюдать с соседнего кресла в автобусе, проследовать ночью до дома. Без подозрений. Но черт возьми, чел, когда видишь такого