Шрифт:
Закладка:
Лили смотрела на нее с восхищением. Эмма была совершенно спокойна, на лице читалась сосредоточенность, карие глаза смотрели строго и внимательно. «Она прирожденный врач», – подумала Лили. Она попыталась встать, но ноги немедленно подкосились, и она быстро опустилась на стул.
Когда Эмма вновь поднесла к ране инструмент и раскаленный металл вонзился в плоть мальчика, он подскочил на месте. Йо не успел среагировать, и Карл поцарапал Эмме лицо, выбив инструмент у нее из рук. Но почти сразу же она перехватила его запястье, не позволяя мальчику вырваться, а Йо взял его за плечи и толкнул обратно на матрас. Крик Карла был настолько ужасным, что Лили вжалась в стену и закрыла уши руками. Но затем, увидев, что Йо и Эмма едва справляются с мечущимся мальчиком, который был не в себе и от боли дрался как зверь, она бросилась к кровати.
– Держите его, я сейчас! – распорядилась Эмма, всем весом налегая на Карла, чтобы не дать ему вырваться.
Как только Лили и Йо схватили его, она встала и в последний раз подошла к плите. Лили показалось, что прошла целая вечность, пока Эмма стояла там, держа инструмент над огнем, а Карл захлебывался слезами и отчаянно выл от ужаса и боли. Йо без устали разговаривал с ним, обещал ему подарок, когда все закончится, бормотал успокаивающие слова, которых малыш, казалось, не слышал. На мгновение оторвав взгляд от лица младшего брата, Йо посмотрел на Лили, и в его глазах она увидела страх. Ей так хотелось его утешить, но она не нашла слов – настолько чудовищным было происходящее.
Наконец дело было сделано. Эмма приготовила пасту из смолы и намазала ею обожженную плоть, а затем перевязала руку, после чего промокнула полотенцем покрытое испариной лицо Карла. Мальчик распростерся на простынях в полубессознательном состоянии, веки трепетали, как у больного лихорадкой. Грудь тяжело вздымалась от неровного дыхания.
– Организм борется с болью и раной от прижигания. Ни в коем случае нельзя допускать воспаления, следите за этим. Я буду навещать его каждый день, – сказала она тихо и ласково убрала влажную прядь волос со лба Карла.
– Можно ли как-нибудь облегчить его состояние? – спросил Йо.
Мгновение Эмма колебалась.
– Конечно. Если дать ему чистый морфий, например. Лауданум гораздо слабее. Но у меня нет морфия, и с ним нужно быть очень осторожным – особенно когда речь идет о маленьком ребенке. Или опиум. Но здесь требуется нужно быть еще осмотрительнее, потому что практически невозможно правильно рассчитать дозу. Несколько капель могут убить младенца. А Карл пока еще маленький и очень слабый.
Йо кивнул.
– Я схожу прямо сейчас.
Эмма подошла к кровати и посмотрела на спящего ребенка.
– Не давайте ему сильных лекарств без крайней необходимости. И только в небольших дозах, – снова предупредила она Йо, и он кивнул. Затем девушка собрала свои инструменты, и Йо впустил обратно мать и братьев, которые тут же обступили Карла. Лили проводила подругу до двери, и Эмма вздохнула, обнимая ее на прощание.
– Думаю, все станет ясно за следующие несколько дней.
Лили только кивнула.
– Спасибо за помощь!
– Мы не знаем пока, помогла ли я ему. Если он уже заражен, то я только зря его мучила, – возразила Эмма со странным выражением.
– Что будет, если он все-таки заражен? – спросил Йо, подходя к ним. Все трое стояли у двери, и он понизил голос, чтобы внутри никто не услышал их разговор.
Эмма колебалась. Было видно, что она предпочла бы не говорить ему ничего. Йо схватил ее за плечо.
– Скажите же, я должен знать! – потребовал он.
Она кивнула.
– У него начнется жар, головная боль и тошнота. Пропадет аппетит. Нарушится глотание, так что и пить он не сможет. Это очень опасно: один вид воды способен привести больного в исступление. Зараженные бешенством так боятся боли при глотании, что не выносят даже собственную слюну. – Она смотрела прямо в глаза Йо, когда это говорила, и Лили видела, каких усилий ему стоило выдержать ее взгляд. – Из-за чудовищной боли он станет очень агрессивным. Любой раздражитель – даже случайное прикосновение или солнечный свет – будет сводить его с ума, – мягко продолжила Эмма. – Он перестанет быть самим собой, начнется бред и безумие. В какой-то момент судороги и буйство отступят. А им на смену обычно являются признаки паралича. – Ее голос стих до шепота. Йо был настолько потрясен, что, казалось, еще чуть-чуть и он не выдержит.
– Чем это кончится? – хрипло спросил он.
Эмма откашлялась.
– В большинстве случаев пациенты впадают в некое подобие комы и перестают дышать. Это относительно милосердная смерть, больной засыпает и больше не просыпается, – тихо сказала она.
– Сколько времени это займет? – спросила Лили, видя, что Йо не в силах что-либо сказать. Он потер лицо руками и застонал от отчаяния.
– От двух до десяти дней после появления первых симптомов, – сказала Эмма. – К несчастью, точно предсказать невозможно.
Измученная процедурой и тяжелым разговором, она повернулась и пошла вниз по лестнице. Лили смотрела, как ее стройная фигура исчезает в темном коридоре, и какое-то время прислушивалась к утихающим в отдалении шагам. Затем она заметила краем глаза какое-то движение и поняла, что Йо тоже собирается уйти.
– Я возьму что-нибудь от боли, – хрипло сказал он, отстраняясь от Лили, которая испуганно схватила его за руку.
– Подожди, я с тобой!
Он покачал головой.
– Ни за что, мне нужно в Санкт-Паули, тебе там делать нечего!
Лили досадливо прикусила изнутри щеку. Когда он, наконец, перестанет защищать ее от всего на свете, словно она фарфоровая куколка!
– Пожалуйста, я не хочу оставаться там одна! – прошептала она, указывая взглядом на кровать. Она чувствовала себя лишней. Семья Йо, которая с тихим плачем собралась вокруг Карла, нуждалась в покое – им было не до посторонних. Мгновение Йо сердился, затем со вздохом уступил.
– Хорошо, пойдем. Только чтобы я не слышал никаких жалоб!
– Разве я когда-нибудь жаловалась? – обиженно возразила она, но он уже шагал вниз по лестнице. Лили осторожно прикрыла за собой дверь, бросив последний взгляд на бледное личико Карла. Сердце ее болезненно сжалось.
* * *
На улице Йо остановился на мгновение и вытер лоб, ожидая Лили, которая отстала от него из-за того, что в своем громоздком платье не могла идти так быстро, как он. Ему нужно было успокоиться, но внутри все так и кипело. Беспокойство за Карла превратилось в бушующий гнев. Почему мальчишка вечно не слушался его, зачем было лезть к бродячим собакам?
