— Он ни разу не коснулся этой темы. Слушайте, вы делаете ему слишком много чести. Он просто очередной заурядный мудак, зацикленный на вас. Мотивы таких типов понять невозможно. Это и делает их психами.

В домик вломились Виньон и Шпандау.

— Какого хрена вы тут делаете? — обрушился на Анну Шпандау.

— Хотела с ним поговорить.

— Вот поэтому и не стоило притаскивать его сюда, — заявил Виньон. — Чем меньше вас связывает со всей этой историей, тем лучше.

— По-моему, я уже связана с ней крепче некуда, разве нет? — возразила Анна. — Ведь именно за мной он охотится. — Она обернулась к Спецу и сказала: — Благодарю вас.

— Заглядывайте еще как-нибудь.

Актриса вышла в сопровождении Виньона.

— Что у вас тут происходило? — спросил Шпандау.

Спец налил себе еще вина.

— Ничего. Немножко посплетничали, ну как это бывает между нами девочками.

Шпандау сгреб его за ворот рубашки, рывком поднял со стула и швырнул об стену.

— Я тебе задал прямой вопрос и хочу услышать прямой ответ.

— Если быстро не уберете от меня свои грабли, то вместо ответа заработаете десятисантиметровую заточку прямо в брюхо.

Шпандау заметил нож и отпрянул.

— Она пришла всего лишь навестить меня. Я на нее капкан не ставил.

— Чего она хотела?

— Поговорить.

— О чем?

— А вы как думаете? О том же, что не дает покоя и вам: почему какой-то чокнутый засранец, которого она никогда в глаза не видела, хочет ее убить.

— И что вы ей сказали?

— Не так и много.

— Вот и дальше держитесь той же линии. Чем меньше ей известно, тем лучше.

— Если только вы его не упустите.

— От нас не уйдет.

— Как я уже говорил, он безумец, но не болван. Когда-то я допустил ту же ошибку, что и вы, и в результате он чуть не выпотрошил меня, как рыбу. Он мыслит совсем не так, как вы. Вам нипочем не просчитать его шаги. Мне повезло чуть больше, я хотя бы читал его дневник, но это тоже мало значит — с тех пор он мог сто раз передумать.

— Может, он уже сдался и отказался от своей навязчивой идеи.

— Такие не сдаются, — покачал головой Спец. — Пожалуй, только в этом и можно быть уверенным. Вы не хотите сказать ей, почему его выбор пал на нее?

— Все равно этим делу не поможешь.

— Если женщина хочет узнать, за что ее хотят убить, у кого повернется язык ее винить?

Вооружившись ножичком, Спец снова принялся чистить апельсин.

— Так значит, это правда? Ее папаша перерезал себе глотку, в точности как и его родитель?

— Не ваше дело.

— И все же чудно, правда? У обоих отцы покончили с собой, перерезав себе глотку, оба трупа были найдены детьми, причем примерно в одном и том же возрасте. Я к тому, что можно примерно представить себе, до чего при этом могла дойти его больная фантазия. Меня аж в дрожь бросает, стоит только об этом задуматься.

ГЛАВА 14

Спец и Анна увлеченно беседовали, обосновавшись во внутреннем дворике. Они проговорили никак не менее двух часов, начистоту, ничего друг от друга не утаивая, Анна даже раза два расплакалась. В какой-то момент она вдруг встала, скрылась в доме и вернулась с маленькой шкатулкой. Протянула ее собеседнику. «Гребаный подарок, — подумал Виньон. — До чего омерзительно. Уж эти голливудские персонажи с их скудным набором эмоций, где уж им понять, какова она, настоящая жизнь».

— Похоже, они неплохо поладили, как тебе кажется? — обратился Виньон к Шпандау.

— Это ты к чему?

— Елена оскорблена до глубины души.

— Не хочет стряпать для негра?

— Не хочет стряпать для сутенера. У нас во Франции таких типов тоже предостаточно.

— А как насчет тебя?

— Не люблю сутенеров. Что до всего остального, я пока не составил определенного мнения на его счет.

— Можешь утешить Елену, пересказав ей отрывок их разговора, который мне удалось разобрать. Они обсуждали «Богему» в постановке База Лурмана. Не очень-то похоже, чтобы он подбивал ее ступить на тернистую дорогу, ведущую прямиком к проституции. Он — личность неординарная, и, естественно, она заинтригована.

— Да пусть он исполнит главную партию в балете «Весна священная» не хуже Нижинского, все равно он был и остается сутенером. И нам всем не мешало бы почаще себе об этом напоминать.

Виньон скрылся в доме, а Анна подошла к Шпандау.

— Удивительный парень, — сказала Анна. — Совсем не тот, за кого вы его принимаете.

— Одно я знаю наверняка: до Махатмы Ганди ему далеко, — усмехнулся Шпандау. — Не теряйте бдительности. Откровенничать с подобными типами — не самая удачная мысль.

— Вы ревнуете, что ли? В нем скрыта своеобразная харизма. Прекрасно понимаю, почему так много женщин повелось на его чары.

— Я не шучу. Да, он обаятелен и умен, но при этом — мошенник, который зарабатывает на жизнь тем, что посылает женщин на панель. Так что он вовсе не такой уж душка, Анна, несмотря на оперу и хорошо подвешенный язык. Ему нельзя доверять.

— Не забывайте, что я работаю в Голливуде. Среди моих знакомых не он один торгует женским телом.

— Все так, но вряд ли кто-то еще из ваших знакомых всю душу из вас вышибет, если вы не успеете за ночь раздвинуть ноги минимум перед пятерыми клиентами. Вчера вечером он угрожал мне ножом, и научился он этому явно не в «Ла Скала». Ему и раньше доводилось пускать нож в дело.

Анна ловко изобразила гнусавый техасский говорок:

— Папаша мне про то же самое зудел, когда застукал меня за разговором с черномазыми, которые к нам летом нанимались персики собирать. Мне и тогда это было против шерсти, и сейчас. Такие дела, господин Шпандау, можете поцеловать мой благоухающий магнолиями зад.

Она трогательно улыбнулась, похлопала ресницами, показала ему средний палец и исчезла в доме. Шпандау покосился на Спеца, тот так и покатывался со смеху.

— Вы еще хлебнете с этой дамочкой лиха.

— Какую бы ты там игру ни затеял, лучше сразу сдавайся, — предупредил Спеца Шпандау.

— У меня есть целая теория, объясняющая, почему все вы, белые, свято верите, что мы, черные, жутко охочи до ваших баб. Помимо легенды, что у нас члены больше (хотя это чистая правда), мы, в отличие от вас, не тратим кучу времени на болтовню о том, что собираемся сделать, а просто берем и делаем. Не думайте, я с вашей дамой сердца не