другой ноге, и этим идиотам из храмовой четверки удалось вынудить Кэйлеба бросить открытый вызов, он чувствует себя немного незащищенным здесь, у нашей гостеприимной груди.

- Нарман, - тон Пайн-Холлоу был таким же обеспокоенным, как и выражение его лица, когда его первоначальное недоверие сменилось чем-то другим, - это небезопасно - быть...

- Что? - глаза князя с вызовом смотрели на него через стол. - Честным? Прямолинейным?

- Я только говорю, что был бы удивлен, если бы у инквизиции не было ушей ближе к вам, чем вы думаете, - трезво сказал Пайн-Холлоу.

- Я точно знаю, кто главный агент инквизиции здесь, во дворце, Травис. На самом деле, он уже около трех лет сообщает именно то, что я хочу сообщить.

- Вы подкупили агента инквизиции?

- О, не будь так шокирован! - ругнулся Нарман. - Почему шпионов Клинтана нельзя подкупить? Только пускающий слюни идиот, который к тому же слеп и глух - а я думаю, вы согласитесь, что ни один агент инквизиции, скорее всего, таким не будет, - мог не знать о взяточничестве и коррупции, которые происходят каждый день в самом Храме! Когда вся церковная иерархия так же коррумпирована и продажна, как кучка портовых сутенеров, продающих своих собственных сестер, почему их агенты не должны быть такими же коррумпированными, как их хозяева в Зионе?

- Вы говорите о Божьей Церкви, - сухо заметил Пайн-Холлоу.

- Я не говорю о Боге, и я не говорю о Его Церкви, - парировал Нарман. - Я говорю о Церкви, которая была захвачена такими людьми, как Жэспар Клинтан, Аллейн Мейгвейр и Замсин Тринейр. Неужели вы хоть на мгновение думаете, что храмовой четверке есть какое-то дело до того, что Бог хочет для самой Церкви? Или что кто-то еще в совете викариев собирается рисковать своей милой, розовой задницей, выступая против Клинтана и других только потому, что они оказались лживыми, своекорыстными ублюдками?

Пайн-Холлоу был значительно больше, чем просто шокирован. Со времен битвы в проливе Даркос Нарман становился все более открытым в своем недовольстве Храмом, но никогда раньше он так откровенно не высказывался о Церкви и людях, которые контролировали ее политику. О, он никогда не делал секрета из своего мнения о викарии Жэспаре и его дружках, по крайней мере, со своим кузеном, но он никогда открыто не распространял свое презрение к великому инквизитору и храмовой четверке на всю церковную иерархию!

- В чем дело, Травис? - спросил Нарман более мягко. - Ты шокирован отсутствием у меня благочестия?

- Нет, - медленно произнес Пайн-Холлоу.

- Да, это так, - поправил Нарман тем же медовым голосом. - Ты думаешь, что я не верю в Бога или что я решил отвергнуть Его план Сэйфхолда. И ты боишься, что если Грейсин или инквизиция поймут, что я чувствую на самом деле, они решат сделать пример из меня... и, возможно, из тебя тоже, поскольку ты не только мой первый советник, но и мой кузен.

- Ну, если ты так ставишь вопрос, то, возможно, ты прав, - еще медленнее признал Пайн-Холлоу.

- Конечно, я прав. И я не удивлен, что ты сам удивлен, услышав это от меня. Это первый раз, когда я так откровенно высказался кому-либо, кроме, возможно, Оливии. Но я думаю, что в сложившихся обстоятельствах мне пора обсудить этот вопрос с кем-то, кроме моей жены. Ну, полагаю, с кем-то, кроме моей жены и дяди Хэнбила, если быть до конца точным.

- При каких обстоятельствах? - осторожно спросил Пайн-Холлоу, и теперь в его глазах была активная тревога.

Была причина, по которой уровень его беспокойства только что взлетел до совершенно новых высот, потому что Хэнбил Бейц, герцог Солэмэн, был не просто дядей его и Нармана. Несмотря на то, что ему было за семьдесят, Солэмэн оставался энергичным и острым, как бритва. Физически он был почти полной противоположностью Нарману; во всех других отношениях они с князем были очень похожи, за исключением того факта, что, в отличие от своего племянника, Солэмэн питал отвращение к политике. Однако, несмотря на то, что ему мало нравилась "великая игра", никогда не возникало ни малейших сомнений ни в его компетентности, ни в его лояльности к интересам семьи, ни к самому Нарману. Вот почему он был командующим эмерэлдской армией. Это была должность, для которой он хорошо подходил, и которая позволяла ему проводить в Эрейсторе как можно меньше времени, вне занятий политикой.

Что, - как теперь размышлял Пайн-Холлоу, - иногда служило Нарману хорошую службу. Дядя Хэнбил - это кинжал в ножнах, но он настолько "с глаз долой, из сердца вон", что даже умные люди склонны не учитывать его в своих расчетах.

- Здесь есть две отдельные вещи, которые следует учитывать, Травис, - сказал Нарман в ответ на его вопрос. - Ну, на самом деле, три.

Он отодвинул тарелку и наклонился вперед, его лицо и язык тела были непривычно серьезными.

- Во-первых, с политической и военной точки зрения, Эмерэлд облажался, - прямо сказал он. - И нет, мне не нужно, чтобы дядя Хэнбил заявил мне об этом. В любое время, когда Кэйлеб захочет высадить войска на берег при поддержке с моря, он может это сделать. Это одна из вещей, на которые должно было обратить мое внимание маленькое дело в Норт-Бей, на случай, если до сих пор им удавалось ускользнуть от меня. На данный момент он, вероятно, все еще наращивает численность своих войск; Бог свидетель, морские пехотинцы Чариса хороши, но у него их было не так много, когда все это началось. С другой стороны, у нас еще меньше возможностей для создания армии, не так ли? Особенно учитывая, сколько из нее служило в морской пехоте, когда наш флот потерпел небольшую неудачу. Пройдет не так уж много времени, прежде чем он будет готов нанести визит сюда, в Эрейстор, возможно, с обозом осадной артиллерии на буксире, чтобы постучать в любые двери, которые встанут у него на пути, и я очень сомневаюсь, что дядя Хэнбил сможет сделать что-то большее, чем причинить ему неудобства, когда он это сделает.

- Во-вторых, с дипломатической точки зрения, наш хороший друг Гектор не собирается подставлять свою шею, чтобы каким-либо образом помочь нам. И я буду глубоко удивлен, если Шарлиэн не решит, что в сложившихся обстоятельствах она предпочла бы быть союзницей Чариса, а не нас или Гектора. Что означает, что мы... "качаемся на