— Может да, а может и нет. Вот пусть москвичи и разбираются теперь. — Кошкин пожал плечами, затем положил в рот кусочек сала и принялся жевать его. — Да-а, Леха… История у тебя крайне интересная, но очень запутанная. Пытаюсь сообразить, как тебе помочь в сложившейся обстановке.

— Никак, — судорожно выдохнул я.

— Отставить панические мысли! Ты хорошо подумай…

— А впрочем, есть кое-что… — я осмотрел помещение. — Здесь пожить несколько дней можно?

— Да хоть месяц, — кивнул тот. — Друг еще в прошлом году уехал в Мурманск. Здесь тихо, людей почти нет. Эти дома в основном не жилые, стоят с тех времен, когда Припяти здесь еще не было. Но ты все равно будь осторожен и не светись лишний раз. Свет по ночам не включай, шторы держи закрытыми.

Я медленно кивнул — вот какая судьба меня ждала в ближайшее время?

А подполковник дожевав сало, задал еще один вопрос.

— Леха, я спрошу кое-что, а ты постарайся ответить максимально честно. Хорошо?

— Само собой.

— Ты не хочешь мне рассказать что-нибудь еще? — подполковник посмотрел на меня открыто, предельно внимательно. В его взгляде я не заметил какого-либо негатива.

— Нет, — без раздумий ответил я. Врать и не подавать виду я умел — был опыт, когда перед командованием прикрывал своих бойцов. Так любой умеет, кого часто вызывают «на ковер» к вышестоящему начальнику.

— Хорошо, — просто ответил он. — Тогда я пойду. Можешь спокойно жить здесь, столько, сколько нужно. Немного еды тут есть. Позже привезу еще. Сам никуда не ходи, тем более по магазинам. Не дай бог, попадешься милиции. У меня есть связи в комендатуре, попробую узнать, насколько серьезную работу по тебе там запустили. Заодно заеду в «РОВД», проверю, есть ли ориентировка.

Он поднялся с места.

— Спасибо, — тихо произнес я.

— Не благодари, — произнес он, надевая китель. — Пока не за что. Надеюсь, будет толк. И вообще… Тебя Юлька выбрала, не просто так. Она, как и я, людей чувствует. А ради того, чтобы дочь была счастлива, я все сделаю. Это долг любого отца, тем более матери у нее нет.

Я промолчал. Слова тут были излишни.

Затем Кошкин уехал.

А я, посидев некоторое время на диване, налил себе еще немного водки, выпил. Затем взял свой рюкзак и вытряхнул оттуда содержимое. Отыскал там завернутый в ветошь «Макаров», который дал мне Виктор. Это на самый крайний случай, не дай бог им воспользоваться по прямому назначению…

Спать я лег почти в одиннадцать, но заснуть не мог аж до часу ночи. В конце концов, с большим трудом я все-таки задремал. Спал плохо, постоянно просыпался. Ни одного сна в ту ночь я не запомнил, но не выспался — однозначно.

А на утро проснулся с чугунной головой и мыслью, которая не давала мне покоя.

Еще в начале лета восемьдесят четвертого, я написал три письма. Одно отправил академику Легасову, но его перехватили комитетские… Оно сыграло свою роль совсем не так, как я планировал. Возможно, именно оно и стало ключевым моментом, почему взялись за Черненко…

Второе письмо я отправил своим настоящим родителям. К сожалению, проверить повлияло ли оно на что-то, у меня возможности не было. Пока не было. Однако встреча с самим собой у кафе говорила о том, что моя семья вся еще живет в городе.

А третье письмо все еще лежало в потайном месте в моем шкафу с книгами. Само по себе, место нехитрое — если захотеть, можно найти без особых трудов. Если ко мне домой нагрянет проверка, а с учетом того, что я уже трижды «встрял», рано или поздно она нагрянет, случится непоправимое, разгрести которое вряд ли будет возможно.

Возможно, пока я спал, по мне уже велась оперативная работа — со слов той женщины, что видела меня рядом с убитой, составляли фоторобот. Быть может, свое слово вставил и запертый мной участковый Рогов.

Письмо нужно как можно скорее забрать из дома. Его содержимое слишком странное.

Только как его забрать-то?

Бродить по городу мне категорически нельзя. Самое правильное сейчас отсидеться или вообще уехать из города. Но этого я сделать не мог.

Именно мысль об обыске не давала мне покоя. Если найдут письмо, точно решат, что я либо иностранный шпион, либо террорист. Уж советская машина не блистала справедливостью, зато жесткостью принятых решений в истории отметилась гарантированно.

Я решил, во что бы то ни встало, забрать письмо и уничтожить его. Планировал пустить его во благо, а в итоге все получилось донельзя наоборот…

Глава 23. Попаданцы

Дом я покинул в семь утра. Сразу же направился в сторону «медсанчасти».

По улице Курчатова можно было добраться до площади, а там срезать и попасть прямо в свой двор. Придется держаться в стороне от основных тротуаров, пользуясь менее приметными дорожками вдоль домов.

В шкафу я нашел старую гражданскую одежду. Нашел нейтрального цвета толстовку с капюшоном, спортивные штаны. Все было довольно старым — наверняка лежало уже давно, да и прежний хозяин не сильно волновался насчет оставленных вещей.

Обувь я оставил прежнюю, все остальное поменял.

Учитывая обстоятельства, перемещаться по улицам «в открытую» мне было опасно, но еще более опасным мог стать момент обыска квартиры, где лежало письмо. Уже несколько раз отругал себя за халатность — какого черта я его тогда не отправил?!

Сегодня четверг, пятый день сентября.

Четкого плана действий, как такового, у меня не было. Сначала нужно было прощупать обстановку дома.

С утра оказалось довольно свежо, поэтому толстовка очень пригодилась.

Жители советского атомограда спешили на работу, дети шли в школу. Совсем маленьких вели в детские садики, многие никуда идти не хотели, поэтому активно показывали свое недовольство.

Весь путь я проделал быстро и без происшествий. На одном из стендов разглядел расклеенные ориентировки на разыскиваемых милицией преступников. С неприятным удивлением, в конце списка, обнаружил себя. Фоторобот был далеко не самым лучшим, даже кривым, видимо составленный со слов очевидцев…

«Разыскивается Филатов Алексей, 1965 года рождения».

«Подозревается в убийстве».

Только я не Филатов. Но именно этой фамилией я представился участковому Рогову. Данный факт поставил меня в тупик. Неужели в «РОВД» до сих пор не знают моего настоящего имени и фамилии? Стоп, а если…

По всему получается, что фигурирует только факт нападения на участкового и мое появление на месте преступления. А как же бегство из машины военной комендатуры? Как же дезертирство?

Выходит, этому делу ход почему-то не дали. Тот факт, что я сбежал