Шрифт:
Закладка:
Судя по всему, он уже давно там лежал. Окружившие его люди громко ругались по-арабски; они плевались в него, дергали за сапоги, наступали ногами ему на руки. Один из них напялил на себя его фуражку и паясничал, изображая из себя пьяного. Надо же, какие сахрави бравые храбрецы рядом с солдатом, не имеющим возможности защищаться.
– Хосе, надо поскорей вернуться за машиной, – тихо сказала я и нервно огляделась по сторонам. Вот бы рядом оказался другой военный или просто какой-нибудь испанец. Но нет, поблизости никого не было.
Хосе побежал домой за машиной. Я не отрывала глаз от револьвера, висевшего на поясе у военного, приготовившись кричать, если кто-то вдруг вздумает его отцепить. А вот что делать дальше, я придумать уже не могла.
К тому времени молодежь Испанской Сахары объединилась в Народный фронт освобождения ПОЛИСАРИО[51]. Штаб-квартира фронта находилась в Алжире, однако вся молодежь Эль-Аюна была на его стороне. Отношения между испанцами и сахрави накалились до предела. Местные жители и солдаты легиона враждовали не на жизнь, а на смерть.
Наконец приехал Хосе. Мы протиснулись сквозь толпу, чтобы подобрать и усадить в машину лежавшего на земле пьянчугу. Это был здоровый, тяжеленный детина, и затащить его внутрь автомобиля было не так-то просто. Обливаясь потом, мы наконец водворили его на заднее сиденье, захлопнули дверцу и, бормоча извинения, медленно поехали сквозь толпу, колотившую руками по крыше машины.
Хосе подогнал машину к воротам гарнизона. В лагере стояла мертвая тишина.
– Посвети фарами, Хосе, посигналь гудком. Мы не знаем, какой у них пароль, неизвестно, за кого они нас примут. Остановись поодаль.
Хосе остановил машину в стороне от часовых. Мы открыли дверцы, выскочили из машины и закричали по-испански:
– Подойдите к нам, мы вам пьяного привезли!
Подбежали двое часовых, щелкнули затворами ружей и прицелились в нас. Мы застыли на месте, показывая в сторону машины.
Часовые заглянули в кабину, сразу все поняли и вытащили пьяного наружу.
– Снова он! – только и сказали они.
Вдруг на нас упал луч прожектора. Я страшно перепугалась и быстро забралась в машину.
Когда Хосе отъезжал, часовые отдали нам честь.
– Спасибо вам, земляки!
Всю дорогу домой меня не отпускал страх. Впервые в жизни я оказалась под прямым прицелом ружья, да еще с такого близкого расстояния. И пусть это были наши военные, все равно я натерпелась страху. Еще долгое время мне мерещился строго охраняемый в ночи гарнизон и пьяный в стельку офицер.
Через несколько дней к нам в гости пришли сослуживцы Хосе. Искренне стараясь им угодить, я налила им кувшин холодного молока.
Набросившись на молоко, они принялись жадно пить, как быки на водопое, и в момент осушили весь кувшин. Я пошла и открыла еще два пакета.
– Сань-мао, если мы все выпьем, что же вам останется? – Двое бедолаг грустно поглядели на молоко и, сгорая от стыда, выпили еще.
– Пейте на здоровье. Где еще найдете!
Еда – главная забота каждого жителя пустыни. Ни один гость не успокоится, пока не выспросит, где именно вы раздобыли ту или иную вкуснятину. Сослуживцы Хосе выпили все молоко в доме, но я и бровью не повела. Тогда они, как водится, стали расспрашивать, где я покупаю молоко.
– Ну… есть одно местечко, – загадочно проговорила я.
– Где же это? Открой секрет!
– Ох, да вам там не продадут. Приходите в гости и пейте на здоровье!
– Нам много надо! Сань-мао, скажи где, умоляем!
– В магазине для военных.
– В гарнизоне?! – загомонили эти простофили. – Ты, женщина, одна ходишь в гарнизон за покупками?
– Жены военных ходят, почему же я не могу?
– Но ведь гражданским туда нельзя!
– Жители пустыни не чета городским. Солдаты считают нас за своих, – усмехнулась я.
– Они хоть любезны с тобой?
– Чрезвычайно! Куда любезней жителей поселка!
– Можно попросить тебя и на нашу долю купить?
– Без проблем! Напишите завтра, сколько вам надо.
На следующий день Хосе принес домой молочный список. В нем числились имена восьмерых холостяков; каждый просил меня покупать ему в неделю по десять пакетов молока. Итого выходило восемьдесят пакетов.
Глядя на список, я прикусила губу. И кто меня за язык тянул! Интересно, с каким видом я попрошу в военном магазине отпустить мне восемьдесят пакетов молока?
Но было поздно. Уж лучше я потеряю лицо и сгорю от стыда, купив за раз восемьдесят пакетов и больше никогда там не появившись, чем стану ходить туда каждый день за десятью пакетами.
На следующий день я пошла в военный магазин, купила там ящик с десятью пакетами свежего молока, попросила отнести его в угол, потом вернулась к прилавку, купила еще ящик и присоединила его к первому. Подождала немного и опять направилась к прилавку. Когда я пошла на четвертый заход, солдат, стоявший на кассе, вытаращил глаза от удивления.
– Сань-мао, сколько вы еще собираетесь бегать туда-сюда?
– Еще четыре раза, потерпите немного.
– Почему вы за один раз все не купите? Это же у вас молоко?
– Слишком много для одного раза, – смущенно ответила я. – Это не по правилам.
– Ничего страшного, сейчас я вам все вынесу. Скажите, а зачем вам столько молока?
– Это не только для меня. Друзья попросили взять и на их долю.
Когда в углу набралось восемь ящиков, я пошла ловить такси. Вдруг рядом со мной резко затормозил джип. Увидев офицера за рулем, я оторопела – неужели это тот самый пьяница, которого мы ночью отвозили в гарнизон?
Это был высокий энергичный человек. Военная форма сидела на нем как влитая. Из-за бороды было непонятно, сколько ему лет. Взгляд у него был дерзкий и какой-то чересчур сосредоточенный. Две верхние пуговицы на рубашке были расстегнуты. Коротко остриженные волосы под зеленой армейской фуражкой, а на ней – знаки различия: сержант.
Тем вечером я не разглядела его как следует, зато теперь у меня появилась такая возможность.
Не успела я и слова сказать, как он вылез из машины и начал перетаскивать в багажник гору моих ящиков. Увидев, что молоко мое уже в
