Шрифт:
Закладка:
Бабичев стоял, чуть наклонив голову и с легкой улыбкой смотрел на затухающие попытки противников причинить ему вред. А Зубарев тем временем без всякого труда добрался до руки. Взял ее и поднял над собой под оглушительный рев зрителей. М-да, еще недавно все так ненавидели «Сынов Отечества». А теперь восхищаются. Говорят, от любви до ненависти один шаг. Видимо, обратный путь занимает тоже не так много времени.
Но все закончилось. Лиза поднесла свисток к губам, и заклинания перестали расцветать над площадью лабиринта. Зубарев чуть ли не бегом вернулся к своим, с опаской поглядывая на кьярда.
— Поздравляем «Сынов Отечества» с третьей победой подряд, — объявила Дмитриева. — Еще одна — и они навсегда заберут трофей.
Рев, буря оваций, топот ног. Я взглядом нашел тетю и не смог сдержать улыбку. Она засунула два пальца в рот и по-хулигански свистнула, тут же став отбивать ладони в аплодисментах. Вот тебе и весь аристократизм. С другой стороны, я ее понимаю. В этот раз представление вышло довольно неплохим.
— Лиза, вот деньги, отдашь Бабичеву, — протянул я купюры Дмитриевой. — Я к кьярду.
По пути встретилась обеспокоенная Варвара Кузьминична.
— Что там с ранеными?
— У Извольского легкое сотрясение, — ответила сестра милосердия. — У Негзорова перелом трех ребер.
Ага, Негзоров, видимо, это тот самый коротышка.
— Могло быть и хуже, — философски заметил я.
Варвара Кузьминична осуждающе посмотрела на меня. Ну да, извините, цинично.
— Николай, заедете на днях в госпиталь, — сказала она. — Надо поговорить по поводу вашей Лады.
— Не моей, а Иллариона, — поправил я ее. — Я эту Ладу в глаза не видел. Но спасибо, заеду. Гонорар как всегда, почтой на адрес секретариата госпиталя, верно?
Варвара Кузьминична согласно кивнула. Сказать по правде, я бы с удовольствием с ней поболтал. Мне даже казалось, что и она сегодня была настроена на диалог. Но вокруг кьярда на почтительном расстоянии уже собрались простолюдины и Протопопов.
— Еще раз благодарю Вас, Варвара Кузьминична. Простите, но мне нужно идти… — я подумал и почему-то добавил еще одно слово: — Честно.
— Конечно, идите, Николай. И… можно просто Варя.
К Ваське я бежал окрыленный, будто не касаясь земли. И даже злость кьярда, оставшегося недовольным то ли собой, то ли тем, как с ним обошлись гадкие маги, не смогла испортить мне настроения.
После коротких манипуляций с цепью, Ваську освободили. Я вскочил на него, крикнув на ходу Макару:
— Тете скажи, чтобы подождала меня.
А кьярду даже говорить ничего не пришлось. Под взглядом десятков восхищенных глаз мы взмыли в воздух, проносясь над заводом. Конечно, это было даже лишним. До Миши Хромого тут ехать совсем ничего. Но Васька заслужил небольшое поощрение. Да и мне хотелось чего-то необъяснимого, душа рвалась в небеса.
День, который казался тяжелым и рутинным, внезапно стал приятным и теплым. Не портил его даже хлесткий ветер и легкий морозец. Правда, я забыл об одном важном обстоятельстве. Этот день еще не закончился.
Глава 22
Домой я приехал практически вечером. С оттопыренными от денег карманами, приятно холодившей пальцы позолоченной рукой и кучей впечатлений. Тетя Маша говорила без умолку — о магии, лицеистах, благородных господах, кьярде, в конце концов. Я лишь успевал слабо улыбаться. Мне как-будто все это приелось, что ли, и стало обычной повседневностью.
— Я быстренько что-нибудь приготовлю, — сказала тетя. — Илларион, иди сюда. Илларион!
Я поднялся к себе в комнату и стал неторопливо переодеваться. И едва сняв мундир спиной почувствовал цепкий взгляд. Дар забурлил внутри невероятно быстро, готовый вырваться по моему желанию без всяких форм, напрямую. Еще я ощутил, как пространство вокруг меня начинает заполняться силой. Моей силой.
— Не надо, хозяин, — пискнул знакомый голосок.
— Тьфу, блин, Пал Палыч, — с облегчением выдохнул я. — Ты хоть предупреждай.
— Я просто… хотел… хозяин.
Я обернулся к приживале и нашел его вжавшимся в любимом кресле Будочника. Причем, в очень странном состоянии. Соседушко буквально дрожал от страха. Таким я его однажды уже видел. И тогда речь шла об иномирье. Что немаловажно, одновременно с этим он не сводил взгляда с позолоченной руки.
—Говори. Не бойся, тебя здесь никто не обидит.
— Я… Я… — все пытался начать Пал Палыч, дрожа, как осиновый лист на ветру. — Должен. Сказать.
Он поднял пухлую ладонь и указал на золоченую конечность.
— Все из-за нее, — тихо произнес он.
— Нее? — не понял я.
—Перчатки. Артефакта. Фимиам и вина, благословение и проклятие.
Перчатка? Я потряс руку. Вот на что, а на перчатку она меньше всего походила.
— Пал Палыч, давай, ты будешь говорить по существу. Я от этих загадок устал. И лучше начать с самого начала.
Я подождал еще немного. Соседушко все это время не сводил взгляда с руки, поэтому мне не пришло в голову ничего лучше, чем убрать ее в шкаф. И что забавно — сработало. Как только так называемый артефакт исчез из поля видимости, Пал Палыч стал медленно, но без всякой запинки говорить.
— Я родился Там. Все, что я помню за свою жизнь — холод, голод и страх. Ты всю жизнь хочешь есть и должен быть готов к тому, что кто-то сожрет тебя. Все, на что надеялись мои родители — уйти через один из переходов. Сначала они появлялись редко, однако с каждым ноксом их становилось все больше. Вот только не мы одни хотели выбраться через проходы. Все, у кого имелись когти, зубы, шипы ждали их появления. Грызлись, убивали друг друга, прятались. А когда проход открывался…
Пал Палыч вздрогнул, словно от порыва холодного ветра, и посмотрел на шкаф. Помолчал немного и продолжил.
— А потом пришли они. Люди.
—Подожди! — встрепенулся я. — Люди? В ваш мир?
Соседушко торопливо закивал, хотя это оказалось похоже скорее на приступ эпилепсии.
— Их было двое, — пропищал он. — Старик и юноша. Учитель и ученик. И у старика на руке был артефакт, который