Упорные тренировки с раннего детства. Отец-чемпион. Его уход. Чувство вины, навязанное матерью. Тяжелая работа не по годам. Вот что сформировало его характер, вот что его сделало таким агрессивным, упрямым. Целеустремленным, но в то же время неуверенным в себе. Какую цель он поставил себе? — Стать продолжением отца, чтобы оправдать его ожидания? Чтобы вернуть его матери? Господи, как же много дерьма пришлось ему пережить, и как же давно и глубоко он заблудился. И этот турнир. Это огромная ошибка запутавшегося ребенка, пытающего вернуть любовь родителей. Только и всего. Он бредил не боксом, а желанием быть оцененным и любимым своими же собственными родителями. Родителями, которым просто нет никакого оправдания.

Пазл сошелся.

— Алло, Кирюш? — Отозвалась на проводе бабушка и Кира потрясла головой, разгоняя мрачные мысли, отгоняя давящую боль в области сердца, что неизменно вызывало тяжелое чувство жалости. Самое неприятное, глубокое и болезненное. То самое, что толкало Киру на благородные, а порой и безрассудные поступки.

Встать на защиту униженной ребятами одноклассницы, и самой получить под зад.

Полезть разнимать драку дворовых собак, и быть ими же укушенной.

Заступиться за вообще незнакомую девушку, подвергшуюся насмешкам глупой пьяной толпы, и стать самой же обсмеянной и униженной.

Ходить с дурацкими коробками для сбора пожертвований по всему городу, и быть обруганной едва ли не в каждом магазине, где каждый второй стремился назвать ее мошенницей и послать куда подальше.

На все глупо-альтруистичные поступки толкало ее проклятое чувство жалости. А может быть тот самый пресловутый синдром спасателя, который диагностировала ей мамина подруга.

Но как бы там ни было, Кира просто не может иначе. Это в ее крови. Это ее суть. И на что толкала она ее теперь, Кира пока не понимала. Что она собирается делать со всей этой информацией, и со всеми своим догадками? Что она МОЖЕТ сделать?

Что. Она. Будет. Делать?

Но задавая себе этот вопрос, она уже знала ответ.

— Прости, бабуль. Я… позже тебе все объясню. — Запоздало ответила Кира и отключилась. Посмотрела на телефон, и тут же, отметая все возможные сомнения и тревоги, набрала мамин номер.

— Алло, мам? Твое предложение о конференции еще в силе?

Глава 40

Верхняя боковая полка, у самого тамбура, откуда вечно несет куревом и удушающим туалетным амбре. Однако и это можно считать удачей, купить билет за три часа до отправления, почти нереально. Удача на ее стороне. Тренер как-то слишком легко ей выдал адрес проведения боев. Не задав ни единого вопроса. Лишь скупо напоследок пожелав удачи. Мама до последнего не отменяла ее бронь в конференции, полагая, что дочь одумается и примет ее подарок. В другой ситуации мамина настойчивость и упрямство, разозлили бы девушку, но сейчас они оказались как нельзя кстати. К слову, Кира была не уверена, что вообще пойдет на эту конференцию, это мероприятие ей было необходимо скорее, как прикрытие для родителей, чтобы они не задавали лишних вопросов о том, где она и с кем. Возможно зря, и ей стоило бы ее посетить, раз уж она все равно будет в столице. Но Кира ехала не за этим.

Зачем — сама боялась себе ответить. Не было у нее ответа. Она просто чувствовала, что надо. Что ей нужно там быть.

Но кроме ощущения этой необходимости, рациональных доводов у нее не было. В ее поступке не было никакой логики. Неужели, она в очередной раз пытается спасать? Но кого? Игоря? А он в этом нуждается? Он ненавидит ее. Она для него — пустое место.

Да и он ей никто. Может быть больше и не враг, но и явно не друг. Не близкий, не родной, не друг и не товарищ. Он просто парень, с которым ее связывает общее прошлое, тяжелое, сложное, болезненное. Но общее, одно на двоих. Такое, которое невозможно забыть, такое, которое навсегда откладывает отпечаток на две жизни. Как же много его было. Этого прошлого. И каким оно казалось значимым. Большим.

Он не может быть для нее никем. Не стоит обманываться.

Он всегда был в её жизни. Стоял за спиной. Направлял. Диктовал ей условия. Он был причиной, следствием, мотивацией, целью, местью, жаждой, азартом. Он никогда не был никем. Он всегда имел вес и всегда влиял на нее. Даже когда был далеко, незримой рукой вел ее на пути к силе. К уверенности в себе. Если подумать, именно из-за него она стала такой, какая есть.

Из-за него боялась всего на свете, но из-за него же становилась сильнее с каждым днем. Этот парень дарил ей ощущения, которые, она не испытывала нигде и никогда. Он один позволял ей почувствовать себя такой живой и значительной, какой она не чувствовала себя ни с кем и ни при каких условиях.

Он влиял на нее. И почему-то был для нее важен. Ее сердце рвалось к нему. Ее притягивало словно магнитом. Но причин она не понимала, как и не понимала мотивов своей поездки. Сколько не ломала голову, объяснения своему поступку не находила.

Утомленная бесконечными мыслями, не приводящим ни к одному логическому выводу, уснула Кира после полуночи, а уже в четыре часа утра ее разбудил проводник. Они прибывали к месту назначения.

Столица, не смотря на столь ранний час, наливалась жизнью. Шумела автомобилями, рекламными объявлениями, людским гомоном. Не город, а муравейник. Суетливый, огромный и тесный. Но Кире здесь нравилось. Она бывала здесь не раз, и больше всего она любила то, что здесь никому до тебя не было дело. Это не маленький городок, где каждый друг друга знает, где любая новость разлетается в доли секунды, где жители перемены в твоей жизни узнают раньше, чем ты сам и стараются поскорее их обсудить, перемыть тебе кости, научить жизни и даже вынести приговор. В столице все было иначе. Каждый был занят собой, куда-то торопился, думал о своем, и даже не смотрел в твою сторону. И это было прекрасно. Спроси сейчас кто-нибудь у Киры, куда и зачем она направляется, ей пришлось бы врать и изворачиваться. Правды никто бы не понял. Как и не понимает она сама.

Кира просто шла по перрону, стараясь не думать о том, что толкает ее на этот странный, никому не нужный маршрут. Ехала в такси в гостиницу, выбранную предварительно неподалеку от того адреса, что дал ей Михаил Андреевич. Завтракала, раскладывала вещи в своем номере, принимала душ, стараясь не подпускать к себе ни единой мысли.