Игорь… Светлана стрельнула глазами на парня. Игорь — друг, он никому не расскажет. Так получилось. Еще летом. Он первым подошел к ней на танцах в столовой, робея и смущаясь. Именно эта робость и смущение не дали ей нагрубить парню. А потом они разговорились. Смешно, но он действительно не знал, кто она. Как-то прошла эта информация мимо него. Потом-то узнал, конечно, но воспринял это совершенно спокойно. Ну, дочь Сталина и дочь Сталина, что тут такого. Вон авиагруппой прикрытия сын Сталина командует. Светлане показалось, что он вообще не очень понял о ком идет речь. Дело в том, что Игорь настойчиво учился и тренировался, буквально зубами вырвав у майора Никифорова в желании стать летчиком разрешение заниматься летной подготовкой вместе с девушками из ночного бомбардировочного. При этом обязанности бортстрелка командирского экипажа с него никто не снимал. С красными от недосыпа глазами в обрамлении черных кругов он метался между своим вертолетом, учебными классами, организованным в одной из хат и тренировочными полетами. На предложение полковника Стаина не маяться дурью и написать рапорт на отправку в училище, он лишь упрямо скалил зубы и отрицательно мотал головой:

— Девчонки справляются, и я справлюсь! — кивал он на девушек из полка Бершанской, — Долго в училище, я быстрей хочу.

И действительно, справился. Экзамен по летной подготовке у него в конце сентября принял лично майор Никифоров. И допустил к самостоятельным полетам. Определив к нему в экипаж двух девушек и недавно прибывших в полк. Штурмана Глашу Кузнецову — сибирячку кровь с молоком из Новосибирска и худенькую, маленькую узбечку Фирузу Ниязову. Ой, как бесило это Светлану. Ну почему все так?! Сначала Серго, теперь вот Игорь. А Бунин все больше и больше времени стал проводить с Глашей и Фирузой. Света понимала, что это просто служебные отношения внутри экипажа, что они вместе летают и учатся, но поделать с собой ничего не могла. А еще этот гад, словно издеваясь над ней, все время улыбается этим своим, обаятельной улыбкой подлеца. А она не понимала, что с ней происходит, она даже не определилась для себя, нравится ли ей Игорь. Но именно эта злость, эти переживания, подтолкнули ее к решению попасть в летный экипаж. И ей все равно, что отец может не разрешить. Отправил на фронт, значит, получи и распишись!

В полку и так к ней отнеслись настороженно. Не плохо, нет. Просто, она не смогла стать для окружающих ее людей своей. Никто не был виноват. Сама не смогла. Замкнулась в себе, в своих придуманных обидах. Это сейчас она начал понимать, как глупо себя вела, а сразу после поступления в полк ей казалось, что все над ней издеваются, смеются за глаза, стараются специально зацепить, унизить. А еще эта «пачка»! Прилипла теперь к ней эта кличка. Ну, ничего! Зато позывной не надо будет придумывать! А сделать так, чтобы над таким позывным не хихикали, а уважительно цокали языком, зависит только от нее. Это ей Евдокия Яковлевна объяснила, неожиданно застав размазывающую по щекам слезы и сопли Свету в темной каптерке, куда она спряталась, пореветь от жалости к себе.

— Тебе чего? — Света быстро подняла тетрадку, сунула ее под телогрейку и, насупившись, посмотрела на Бунина.

— Так лететь, — попытался пожать плечами парень, но стоя носками сапог на узенькой лесенке и держась навису за скобы, сделать это было довольно затруднительно. Светлана только сейчас заметила, что внизу суетились люди, таская из стоящего рядом грузовичка ящики с патронами, и загружая их в салон вертолета, откуда слышались голоса Глаши и Фирузы. Это ж надо так заснуть было! Позорище! Ладно, в первые недели службы, там с непривычки она ходила как сомнамбула, но сейчас-то. Все-таки умоталась. Тяжело одновременно тащить службу и учиться. Ничего, Бунин смог и она сможет! И докажет! Особенно отцу и брату, который после получения своего первого ордена ходил, задрав нос. Вот опять ерунду думает. И вовсе Васька нос не задирал. Погордился чуть-чуть, зашел, похвастался. Шоколадку принес. Просто Василию было не до нее. Его группа осваивала новую технику, неся при этом дежурства над аэродромом.

Когда началось наступление, аэродром охватила боевая суета. Самолеты и вертолеты взлетали и садились днем и ночью. Летчики делали по восемь-десять вылетов в сутки. Вертолетчики меньше, но и летали они дальше и медленней. Техники сбивались с ног, латая потрепанные машины. Счастье, что пока обходилось без потерь. И сон был просто следствием последних изматывающих суток. Она и оказалась-то в кабине вертолета, чтоб еще раз повторить для себя до того, как ненадолго вырубиться спать расположение приборов и порядок действий при взлете. И вот уснула в кабине.

— Куда лететь? — тяжелая спросонья голова не хотела соображать.

— На Перекоп, — сердце девушки екнуло, она видела, в каком состоянии возвращаются оттуда машины. Значит опять не находя себе места вглядываться в осеннее небо на летное поле, пытаясь понять сели ли истребитель с номером «12» брата и вертолет с номером «27» этого несносного мальчишка. Ее единственного друга здесь. Или не просто друга?

— Выпусти… — она исподлобья посмотрела на парня, Бунин молча спрыгнул на землю. Следом выскользнула Светлана, сделав вид, что оступилась, тут же оказалась в объятьях не успевшего отойти Игоря. — Береги себя, понял?! — шепнула она ему в лицо и, вывернувшись, не оглядываясь, бросилась прочь от вертолета, уже жалея о своем порыве. А вслед ей послышалось веселое хихиканье:

— Слышь, Фирка, а Буня-то наш попался!

Это был третий вылет. Два на Чонгар и один Перекоп. Семь часов в воздухе в общей сложности. Еще один на Перекоп и на сегодня все… Лучше бы конечно на Чонгар. Ближе. А вот на Перекоп почти на пределе по дальности. От того и на нервах летишь. А усталость уже дает о себе знать. Веки тяжелые, глаза слипаются, нательная рубаха от пота противно липнет к телу, спина ноет от долгого сидения. Ничего, пока раненых заберут, салон отмоют, заправка, погрузка, минут сорок-сорок пять будет прикорнуть. Вот показались знакомые очертания летного поля. Глаза сами по себе забегали в поисках девичей фигурки. На сердце потеплело. Стоит, ждет! Она понравилась ему сразу, как только он ее увидел. Да что там врать, влюбился он с первого взгляда, как в книжках пишут. Он долго не решался подойти, заговорить, стеснялся чего-то. А потом на танцах заметил ее, стоящую у стенки совсем одну, грустными глазами глядящую на танцующие