– Все вокруг так заняты, – сказала Серильда. – Не могу ли и я помочь?

– О, мы уже заканчиваем. Чуть не опоздали, как обычно, – женщина кивнула в сторону горизонта, где солнце только что коснулось дальней городской стены. – Каждый год я говорю себе, что начнем готовиться заранее. Чтобы к полудню все было готово! Но почему-то каждый раз все затягивается, и приходится делать больше, чем я ожидала.

Пока она говорила, подъехала еще одна повозка с дичью для охотников – в основном это были кролики.

– Но, признаться, я ожидала увидеть тебя не раньше полнолуния, – сказала Лоррейн. Она не стояла на месте, а пошла вдоль праздничных столов, поправляя тарелки и глиняные горшочки, полные трав. – Или Эрлкинг пригласил тебя на праздник?

– Что вы, вовсе нет, – сказала Серильда. – Но Лейна рассказала о пире, и мне захотелось увидеть все своими глазами. Кроме того, у меня есть несколько вопросов к Эрлкингу. А по ночам в полнолуния он, как мне показалось, занят и не слишком склонен к разговорам. Вот я и подумала, что равноденствие может оказаться более подходящим временем.

Трактирщица застыла и уставилась на Серильду, как будто та заговорила на чужом языке.

– Ты хочешь… поговорить с Эрлкингом? Во время Праздника Смерти? – она расхохоталась. – Ох, милая моя, уморила! Ты разве не понимаешь, кто он? И на что он способен? И ты хочешь подойти к нему сегодня вечером… чтобы… задавать вопросы? – Лоррейн все смеялась и не могла остановиться. – Может, сразу попросишь его содрать с тебя кожу заживо? Выколоть глаза и скормить своим гончим? Оторвать пальцы по одному и…

– Довольно, спасибо. Я поняла.

– Нет, я не думаю, что ты поняла, – Лоррейн шагнула к ней, и ее веселости как не бывало. – Они не люди, и у них нет никакого сочувствия к смертным. Неужели ты этого не видишь?

Серильда перевела дух.

– Я не думаю, что он меня убьет. Он ведь хочет получить от меня еще больше золота.

Лоррейн покачала головой.

– Ты будто играешь в игру, а правил до конца не знаешь. Послушай моего совета. Если король не ожидает тебя сегодня, лучше отправляйся в гостиницу и сиди там до утра. Иначе ты рискуешь лишиться жизни.

Глаза Серильды метнулись к замку.

– Спасибо за заботу.

– Но ты, кажется, не собираешься меня слушать.

Серильда с извиняющимся видом развела руками. Подойдя еще ближе, Лоррейн понизила голос:

– У меня дочка. Ты хоть и постарше, но ведешь себя точь-в-точь, как она. Не испытывай судьбу, не гневи Эрлкинга. Особенно этой ночью. Все здесь должно пройти как по маслу.

Резкость и горячность ее слов поразили Серильду.

– О чем это вы?

Широким жестом Лоррейн обвела столы.

– Думаешь, мы все это делаем, потому что хотим быть добрыми соседями? – женщина тряхнула головой, под глазами у нее залегли тени. – Были времена, когда и у нас пропадали дети. Но потом наши предки стали соблазнять Темных такими вот пирами в весеннее равноденствие, дичью, на которую можно охотиться прямо на наших улицах. Мы надеялись умилостивить их, задобрить, чтобы они оставили в покое нас и наш город! – Лицо Лоррейн исказилось от волнения. – Конечно, у меня душа болит за тех несчастных, что исчезают в других городах. Особенно, когда слышу о том, как Темные забирают детей. Могу себе представить горе их родителей. Но благодаря этим пирам хотя бы из Адальхейда люди больше не пропадают. И я не могу допустить, чтобы ты вмешалась и все испортила.

– Но вы все равно боитесь, – заметила Серильда. – Вы нашли способ ужиться с Темными, но все равно боитесь их.

– Конечно, я боюсь! А кто не боится. И тебе бы следовало бояться куда сильнее, чем сейчас.

– Госпожа бургомистр!

Обернувшись, Лоррейн и Серильда увидели, что к ним спешит Фрида, а за ней по пятам следует Лейна.

– Там уже выносят бога смерти, – сказала Фрида. Остановившись, она улыбнулась Серильде. – Здравствуйте. Лейна сказала мне, что вы вместе с нами будете смотреть. Зрелище ужасное, но… заслуживает внимания.

– Вместе… с нами? – переспросила Лоррейн.

Фрида покраснела, но Лейна выступила вперед с коварной усмешкой.

– Я пригласила Фриду провести сегодня ночь в гостинице! Страшно оставаться одной во время Пира Смерти.

– Если это неудобно… – начала Фрида.

– Ой! Конечно же нет, никакого неудобства. У нас найдутся свободные комнаты для вас и для этой барышни, – трактирщица взглянула на Серильду. – Если, конечно, она захочет остаться…

– Буду очень благодарна за комнату, спасибо.

– Отлично. Тогда решено.

– Нужно торопиться! – сказала Лейна. – Темнеет.

– В самом деле, – Лоррейн направилась к мосту, где вокруг столов и привязанных животных толпились горожане. Многие были с фонарями, ведь уже опускались сумерки. Засмотревшись, Серильда немного отстала, и Лейна пошла медленнее, чтобы Серильда могла ее догнать.

– Почему мама на тебя злится? – прошептала Лейна.

– Не думаю, что она злится, просто волнуется, – ответила Серильда. – И я ее хорошо понимаю.

Впереди несколько человек несли что-то похожее на огородное пугало с нарисованным поверх скелетом. Они закрепили его в маленькой неказистой лодчонке, дожидавшейся на ближайшем к мосту причале – том самом, где Серильда когда-то впервые увидела Лейну и ее друзей.

– Мы в Мерхенфельде тоже делаем изображения богов, – сказала она Лейне. – Чтобы они могли наблюдать за праздником и благословлять нас.

Лейна бросила на нее озадаченный взгляд.

– Благословлять?

Серильда кивнула.

– Мы совершаем им подношения – цветы и подарки. А у вас по-другому?

Кашлянув, Лейна указала на скелет.

– Мы делаем только Велоса и отдаем его охотникам вместе с дичью. Ты же видела зайцев и лисиц?

Серильда кивнула.

– Их скоро выпустят, и Охота будет гоняться за ними по городу. Когда всех переловят и перебьют, охотники будут швыряться их мясом в бога смерти, и тогда… тогда у адских псов начинается пир.

Серильда поежилась.

– Какой ужас.

– Мама говорит, это все потому, что Темные враждуют со смертью. С тех пор, как сбежали из Ферлорена.

– Очень может быть, – сказала Серильда. – Или, возможно, они таким образом мстят.

– Мстят? За что?

Серильда вспомнила историю, которую рассказала Злату – о принце, убившем охотницу Перхту, и о боге смерти, вернувшем ее дух в Ферлорен.

Но это была всего лишь выдумка. Из тех, что сами собой складывались у нее в голове, как гобелен на ткацком станке – нить за нитью, пока не сложится вся картина.