— Нагибин. Откуда у тебя такой контроль эфира?!!! Вы же не можете…

— Надоел, — у меня в руках зазмеилась водяная плеть. Если я хочу обставить все как несчастный случай, надо не оставить на нем следов. Нет, так-то если я грохну дурака, мне за это ничего не будет, но хотелось все сделать красиво и романтично. Мол, неразделенная любовь, старое сердце не выдержало. Мало кто из тех, что знают графа, в это поверят, да и пофиг. Когда начнут разбираться, меня уже тут не будет.

— Нет, — он отпрянул назад и едва не свалился вниз. — Давай договоримся. Мы же взрослые люди, аристократы…

— Ух ты. Расту. А недавно был мальчишкой. Нет, не будем мы с тобой договариваться. Я уеду, ты останешься и ведь, падаль такая, не удержишься и начнешь мстить. А оно мне надо? Раньше бы голову включил, так, глядишь, она у тебя на плечах и дольше бы продержалась. А теперь поздно уже.

Плеть зазмеилась и начала выписывать восьмерки, круги и прочие геометрические фигуры, выглядевшие внешне страшно, но в бою абсолютно бесполезные. У меня и была цель его напугать так, чтобы он сам сиганул вниз в надежде выжить — шанс-то у него был, как он думал. Правда, он не знал, что я в любом случае собирался подправить его полет, чтобы уж наверняка.

И тогда граф решил, что ему пофиг на все — лишь бы поставить на место зарвавшегося мальчишку. Окутавшись пламенем, он прыгнул ко мне, но водяной хлыст свистнул, обвился вокруг него и, зашипев, развернул тело графа в нужном направлении, после чего распался. Ну а граф, как я и сказал, испытал радость недолгого полета. Причем сила его прыжка была такая, что его не просто отнесло в сторону, так еще и кинуло на острые камни, торчащие из воды, в стороне от затона, куда прыгали все остальные.

От удара у него выбило дух — щит спас от повреждений, и он, потеряв сознание, пошел ко дну. А я стоял сверху и следил, чтобы ненароком не всплыл. Жестоко? Возможно. Но я не страдаю гуманизмом мозга и не даю врагам второй шанс, не прощаю обиды и ничего не забываю. Глупо верить в его благородство и возможность перевоспитания. Как и не верю в сказочки, что бывший враг может стать другом. Обида поражения — это тот яд, что рано или поздно отравит любую светлую душу. Поэтому лучше сразу все закончить, чтобы не ожидать удара в спину.

Не всплыл. Постояв минут десять, я спустился вниз. Тело утонувшего графа плавало на дне, зацепившись рукавом пиджака за камень.

Опять воздушные ступеньки под ноги, и я побежал наверх, а потом в сторону дома бургомистра. Никакого раскаяния за убийство Эццо я не испытывал. Поделом ему — тоже мне, хозяин города нашелся, жених херов. Мы, Нагибины, никогда не отдадим то, что уже считаем своим, а Саша моя. И пусть только попробуют у меня ее забрать.

— Влюбился, влюбился, — передразнил меня внутренний голос.

— Нет, но почти, — ответил я ему. — Она ведь хорошая и красивая.

— Это да, — согласился он. — Самая красивая.

— Точно влюбился, — согласился с ним я. — А теперь посмотрим, чем ужинают в доме Ленских. И надо будет попросить потенциального тестя ответить на парочку вопросов. Потому как, сдается мне, меня банально развели, и мне это очень не нравится.

Осторожно притормаживаю и по воздушной ступеньке вхожу в раскрытое окно. Все те же лица, сидят и напряженно ждут. При виде меня Саша радостно улыбнулась и едва сдержала порыв кинуться мне на шею. Да и ее отец выглядел так, будто с его плеч упал тяжелый груз.

— А граф… — с напряжённым ожиданием спросил он.

— Утонул. Представляете, как понял, что с Александрой Владимировной у него ничего не получится, так сразу в такое отчаянье пришел! Не мила мне без нее жизнь, сказал и шагнул с гордо поднятой головой вниз. А я, пока он летел, стоя аплодировал его мужеству и бесстрашию. Такая трагедия. Хороший был человек — надо помянуть.

— Обязательно, — засуетился он. — Стол уже накрыт, прошу вас.

Ну, мы и пошли. Я галантно, в рамках приличия подал руку Саше, и мы, пропустив вперед ее отца, пошли следом, обсуждая гастроли Новгородского театра, что приехал сегодня и уже назначил премьеру нового спектакля — «Влюбленный барон». История там полна трагизма и коварства — в общем, все, как любят дамы. А их кавалеров никто не спрашивает, потому как они мужланы и не ценят прекрасного.

Беседа эта была такой пафосной, что у меня даже заныли зубы, но ничего — улыбался. Радовало лишь то, что у Саши к пьесе было такое же отношение, как у меня — то есть, никакое. А всю информацию о ней она вычитала на афише, которые расклеили по всему городу.

Дошли — уютный зал с накрытым столом, за которым присутствует все семейство бургомистра. Начался процесс знакомства и расшаркиваний.

После известия о том, что я тот самый Нагибин, на мне скрестились сразу четыре заинтересованных взгляда. И если три я проигнорировал — потенциальных тещ я как дам не рассматриваю, то вот чуть уменьшенную копию Саши уже игнорировать не получилось. Красотка шестнадцати лет была энергична, непоседлива и хотела все знать. Представившись Анной, она попросила называть ее Кэрол, потому что родное имя ей не нравится, а это звучит стильно.

Ну, и пока мы чинно ели и поминали добрыми словами почившего Эццо — такой молодой, ему бы жить и жить, — мелкая решила вынуть из меня душу, требуя подробности нашего с Сашей знакомства и прощупывая на предмет намерений. Ну, и намекая, что ей скоро — буквально через два года, — стукнет восемнадцать, и если я предпочитаю дам помоложе, то она совсем даже и не против сменить фамилию.

Я пытался отвечать со свойственным мне юмором, старательно обходя щекотливые темы, под тихое рычание Саши, что сидела со мной рядом. И с каждой минутой рычание становилось все громче, и мне казалось, что еще немного, и она кинется на сестру.