Шрифт:
Закладка:
— Это всё грёбаное похмелье от дешёвого пива, — чуть ли не скулит Тимур.
Сдерживаю в себе замечание, что пиво-то здесь и ни при чём, мои слова сейчас точно не принесут никакого облегчения.
— Дать обезболивающее? — предлагаю я осторожно.
— Закончились. Да и что бы я сейчас ни принял, всё полезет обратно. Мля-я-ять, — рычит Тимур себе в колени. — А может, тебе и не придётся терпеть меня ещё два дня. Я просто сдохну здесь от боли. Разрешаю предать мой труп Таганрогскому заливу. Боже…
От того, как напрягаются его пальцы, которые буквально дерут голову, у меня ёкает в животе. Тимур сидит на краю дивана, сложившись пополам, прижимается головой к коленям и покачивается из стороны в сторону. Это жуткое зрелище.
Я не могу просто сидеть и смотреть на это. И врача он вызвать не даст. Так что мне остаётся делать?
Я поднимаюсь со стула и нерешительно перемещааюсь на диван. Сажусь рядом с Тимуром. Выжидаю несколько мгновений, набираясь смелости в своём решении, а потом тихонько, только одним пальцем прикасаюсь к плечу Тимура.
— Можно?
Тимур вздрагивает, словно получает удар. Я сразу же отдёргиваю свою дрожащую ладонь.
— Что ты хочешь? — он чуть приподнимает голову с колен.
— Помочь...
Тимур недоверчиво косится на меня прищуренными глазами, но, тяжело выдохнув, всё-таки выпрямляется. И я принимаю это как согласие.
Никогда не делала этого другим, но знаю и помню, как делала мне мама. Моя аллергия на некоторые лекарственные препараты не всегда давала возможность их принимать. Иногда с головной болью приходилось бороться только так…
Я осторожно касаюсь макушки Тимура пальцами, а по их подушечкам будто ток пробегает: так колются коротко стриженные волосы. А моё сердце уже бешено колотится в груди, разгоняя кровь по венам, как цунами.
Дав себе всего секунду привыкнуть к этому току по коже, я обхватываю уже всей ладонью затылок Тимура и чуть вдавливаю пальцы в его колючий ежик. Тимур издаёт стон и прикрывает глаза, учащая дыхание. Я вижу, как мышцы его татуированной шеи напрягаются. Делаю ещё одно движение пальцами, плавно скользя ими по затылку. Всю мою ладонь, кажется, прокалывают миллионы крошечных иголочек. Бритый волос Тима жёсткий, но это совсем не больно. Это странное ощущение. Мне оно нравится.
От мысли, что сейчас я прикасаюсь к Тимуру, спирает дух. Я вдруг понимаю, что в первый раз прикасаюсь к парню вот так, сидя с ним тет-а-тет. Впервые мой рот почему-то наполняется слюной, когда смотрю на мужское лицо перед собой — лицо Тимура. И у него очень правильный профиль. В нём нет резких и неотёсанных линий. У Тима крупные черты лица: широкий лоб, нос с едва видимой горбинкой, мягкие и пухлые губы, чуть выступающий вперёд подбородок, плавно переходящий в заметную линию челюсти, которая сейчас очень плотно сжата.
Снова пальцами я сдавливаю голову Тимура. Веду ими вниз, к шее… И неожиданно Горин сам подаётся к моей руке. Слегка запрокидывает голову и выгибает спину дугой. Протяжный стон летит из его груди, когда я касаюсь каменной шеи. Я чувствую под пальцами каждую напряжённую жилу и мышцу.
Медленно и очень аккуратно снова скольжу ладонью к макушке.
И за миг Тимур словно обмякает и его неровное дыхание становится тише. Он опускает плечи, а голову перестает держать такой напряжённой. Она теперь свободно качается, подстраиваясь под движение моей ладони.
— Мля-я-ть, — протяжно стонет Тимур, а я настороженно замираю: он ругается или так выражает одобрение? — Мне надо прилечь, — просит сипло.
— Да, конечно…
Я сразу же убираю руку от Тимура, а скорее даже отдёргиваю. Может, я что-то сделала не так? Я ведь не мастер массажа, просто повторяю по памяти мамины движения.
Собираюсь встать с дивана, освободить место для Тимура, но он вдруг просто ложится на левый бок, устраивая голову прямо мне на колени. А ещё обхватывает мою ладонь пальцами и прижимает к своему затылку. Короткие волоски тут же колют мне кожу.
— Можешь ещё? Или я сдохну, — так вымученно шепчет он, не открывая глаз.
От прикосновений Тимура у меня сразу кружится голова, а кислорода словно и не было в лёгких. Поэтому голос становится непривычно хриплым.
— Могу… — смотрю, не моргая, на свои пальцы, укрытые пальцами Тимура.
Моя ладонь с бледной кожей и заметными сине-зелёными венами на тыльной стороне и его ладонь, забитая тёмными узорами татуировок, сухая, смуглая кожа с засохшими ссадинами на выступающих костяшках — такой контраст даже ярче, чем чёрное и белое. Мы невероятно разные…
Оторвав взгляд от наших ладоней, я снова осторожно сдавливаю пальцами затылок Тимура. Его рука сразу же перестает накрывать мою и медленно сползает на диван. Я опять слышу шумный выдох, всё ещё больше похожий на стон. И с каждым движением моих пальцев ощущаю, как Тимур обмякает у меня на коленях. Его голова тяжелеет, сильнее придавливая меня к дивану, дыхание становится с каждой секундой всё тише. Его тёмные ресницы перестают дрожать. И в какой-то момент я понимаю: Тим уснул. Вот так вот просто, лёжа на моих коленях. Он не просыпается, даже когда я прекращаю массировать ему голову.
А я теперь и пошевелиться боюсь. Замерев, смотрю на спящее лицо Тимура. И всё внутри меня дрожит. Сердцу как будто места не хватает под рёбрами.
Сейчас я вижу Горина другим. Беззащитным. Слабым. Одиноким. То, что я сказала ему вчера, было лишь от обиды, от жуткого желания задеть его. Но я не думала, что окажусь настолько права. Как и не представляла, что кроется за грубостью и гадким характером. Парень с татуировками, который зверски бьёт морды каким-то отморозкам по подвалам, всего лишь глубоко несчастен и обижен на весь мир.
Я так и сижу на диване. Не двигаюсь, пока у меня на коленях спит Тимур. Да и двигаться-то я не хочу. Правда, кончики моих пальцев горят от мысли прикоснуться к той самой брови с выбритым на ней уголком. Провести от неё к почти зажившей ссадине на скуле, ощутить, насколько колючая щетина на подбородке, а потом дотронуться до крупных, шершавых губ Тимура… От этой мысли я неосознанно облизываю, а потом до боли кусаю свои губы и сжимаю пальцы в кулак.
Меня изнутри обжигает мысль:
