Очень он за тебя переживал, Лейла. И сейчас переживает. Мне даже не по себе как-то. Он ведь когда утром дал Малике тебя помыть и переодеть, снова рядом сел, в руку вцепился и сидел так еще сутки, даже к еде не притрагивался, пока я его не начал выгонять помогать Кириму по хозяйству. Тот все это время сам со всем справлялся: и кушать готовил, и за мальчишками следил, и животину кормил, и коменданта от дома отваживал. Этот... этот... - Профессор явно хотел употребить какое-то крепкое словцо, однако, сдержался. Думается, из педагогических соображений. - В общем, комендант совсем с ума сошел. Ведь он как Малику в тот вечер нашел, не успокоился, пока не вытащил из нее какое-то обещание. - Тут Профессор все таки не выдержал и емко его охарактеризовал. - Шакал. Она вся бледная была, а он довольный, как кот, объевшийся сметаны. И поглядывал так, будто Малика вот-вот его собственностью станет, огрызок козьей какашки! - Последние слова профессор просто прошипел, но взял себя в руки и продолжил рассказ. - Так вот, подошли мы к тому месту, где эти гады тебя сжечь собрались, а огонь-то уже пылает, а тут крик твой... Малика, тоже в крик, да сознание и потеряла. А как пришла в себя, залепила этому скудоумному оплеуху и сказала, что бы не думал к ней приближаться даже на полет стрелы. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Тот взбесился, ухватил ее своими лапищами, только Кирим рядом был и сказал этому обделенному Всевышним что-то на ухо, тот Малику и отпустил, но закричал что-то о том, что не отступится. Малика ему на это в лицо плюнула и к кострищу побежала. Сама чуть туда не угодила, но тут мы с Киримом уберегли.

Потом... Потом темно совсем стало и мы уговорили ее домой сходить, чтобы прийти с первыми лучами солнца искать твой... твои останки... - Он в который раз тяжело вздохнул. - Удалось уговорить лишь потому, что дома мальчишки одни остались и нужно было хотя бы сходить и убедиться, что с ними все в порядке. Хорошо хоть на площади, прежде чем к тебе бежать, догадались попросить соседку отвести их домой.

Пришли... А там Ромич через пару часов показался. Весь в копоти и подпалинах с дикими глазами. Но нас позвал и тебя показал. А потом потянулись часы ожидания... - Профессор помолчал немного и добавил. - Вот и все.

Мы помолчали, обдумывая все услышанное и рассказанное.

- Почему я здесь? - Наконец, спросила я, указывая глазами на комнату, в которой находилась.

- Потому, Лейла, что для всех кроме нас ты умерла, а в то утро мы с Киримом нашли на пепелище обгоревшие останки, которые тут же завернули в саван и похоронили на кладбище возле храма.

- Останки?

Проф хмыкнул.

- Пока Кирим отпугивал и всячески отвлекал подоспевших солдат, тоже, видимо, получивших приказ найти твое тело, я завернул в саван несколько головешек и уложил их в приготовленную телегу. А на кладбище служитель даже не заикнулся о том, чтобы раскрыть саван.

Мне оставалось лишь дивиться смекалке и расторопности двух стариков, на долю которых выпало такое нелегкое испытание. Но потом у меня возник вопрос, который все-таки требовал разъяснения:

- Но как меня разрешили похоронить на территории Храма? Ведь меня считают ведьмой?

- Эти недалекие люди не заслуживают, чтобы рядом с ними жил такой светлый и одаренный человек, как ты, Лейла! И не им было тебя судить и уж тем более осуждать на смерть! Если уж решили обвинить, то нужно было делать это через Храм и его служителей. Вот тогда бы тебя и в самом деле все признали ведьмой, и мы не смогли бы похоронить тело на святой земле. Но то, что сделала Мира и та толпа обделенных разумом - это чистый самосуд!

- Им хоть что-нибудь за это будет? - Задала я вопрос, который, как ни странно, меня очень интересовал. Все-таки то, что со мной сотворила эта безумная толпа под предводительством Миры за гранью моего понимания добра и зла.

- Кому, им? - Устало спросил профессор. - У толпы нет лица, Лейла.

- А Мира?

- А что Мира? - Удивленно и как-то наигранно спросил профессор. - За навет и подстрекательство ей разве что большой штраф прописали бы, но, к сожалению, наши власти не смогут наказать ее даже так. - Притворно сокрушался он.

А я лишь непонимающе хлопала глазами.

- Почему?

- Потому что эту змеюку наказал сам Всевышний: следующей ночью ни с того, ни с сего загорелся ее дом. Выбежать смогли все, кроме самой Миры. Бедняжка почему-то так и не смогла покинуть своей комнаты, хотя ее крики слышались еще долго после начала пожара.

И такими холодном и сталью горел при этом взгляд старика, что я поняла, что спрашивать о произошедшем подробнее мне не стоит. А если честно, то как раз расспрашивать мне и не хотелось, как не хотелось узнать действительно ли во внезапном пожаре есть заслуга Всевышнего.

- А вот и Малика с Ромичем. Я же говорил, что они скоро придут.

Слезы радости, улыбки облегчения, слава восхваления Всевышнему и вцепившиеся в меня руки, которые не верили, что я здесь, с ними, что я, наконец, очнулась, я описывать не буду. Скажу лишь, что в этих слезах, улыбках и прикосновениях умывала свою изболевшуюся душу и обретала веру, что все еще жива и все обязательно будет хорошо.