Шрифт:
Закладка:
Но я приму все это. Я бы перенес самую тяжелую болезнь, лишь бы греться в лучах ее света. Наконец-то между нами больше нет секретов. Я не питаю иллюзий относительно того, что смогу заслужить ее прощение, но, по крайней мере, мне не нужно продолжать притворяться, будто она ничего для меня не значит. Не тогда, когда каждый миг без нее ― как эхо, за которым я буду вечно гоняться.
Потому что она все еще не может быть моей.
Формально, правда о ее происхождении ничего не меняет. Она все еще помолвлена с Райаном. Ей по-прежнему нужна его армия. Угроза со стороны короля Рашийона не уменьшилась ― на самом деле, она возросла в десять раз. Сейчас у нас меньше шансов быть вместе, чем когда-либо.
И все же все изменилось.
Потому что Сабина не ненавидит меня ― она ненавидит только то, что я сделал. В этой маленькой разнице скрыты миры. Это тонкая, хрупкая нить в гобелене, на которой держится шанс на искупление моей про́клятой души.
***
Утром в день Мидтэйна я встаю рано, чтобы помочь запрячь лошадей в карету. Во дворе вихрем проносятся слуги, грузящие провизию, стопки белых туник и свежевыстиранные полотенца.
Когда Сабина и Райан забираются в карету Верховного лорда, я изо всех сил стараюсь слиться с общим хаосом. Меньше всего мне хочется, чтобы меня заметили ― на самом деле я бы предпочел, чтобы Райан вообще забыл обо мне.
В том числе и о том спарринге, который мы не закончили в лесу.
До Толверского леса четыре мили неспешного пути. Вторая карета, в которой едут леди Солвиг, лорд Гидеон и леди Руна, раскачивается, пока они поют в ней похабные песни, уже пьяные от церемониального вина.
В третьей карете, в которой едут лорд Берольт и леди Элеонора, царит тишина. Только я слышу их заговорщицкий шепот, хотя они достаточно проницательны, чтобы заглушить свои голоса прижатыми к губам платками.
Когда мы подъезжаем к месту проведения праздника, дюжина карет уже стоит у деревьев, а лошади лениво помахивают хвостами на огороженном пастбище. Белые полотнища палаток поднимаются над верхушками деревьев, как паруса корабля.
Полевые цветы оплетают шесты шатра, образуя живые арки, а с потолка свисают разноцветные бумажные фонарики, расписанные сценами из «Книги бессмертных». На каждом из фуршетных столов установлены резные ледяные скульптуры бессмертной Солены в различных вызывающих позах, с которых капает вода на подносы с прохладительными напитками. Девочки-подростки в цветочных коронах исполняют танец летнего солнцестояния в сопровождении целого оркестра флейтистов.
Десятки мужчин и женщин смеются вокруг низких столов, заваленных глазированным инжиром, клубникой со взбитыми сливками и нежными пирожными с козьим сыром и травами. Они одеты в туники из белой бязи ― простые прямоугольники с вышитым вырезом, завязанные на талии поясом из бечевки. Туники мало что скрывают. Как на мужчинах, так и на женщинах они опускаются до середины бедра. Повсюду виднеются выпадающие груди и выпирающие яйца.
Доспехи часовых могут быть неудобными, как шипы в заднице, но я никогда еще не был так благодарен за свою кольчугу.
Несмотря на простую одежду, затейливые косы женщин, унизанные живыми цветами, и нежная кожа мужчин выдают в них самых богатых жителей Астаньона. Магистраты. Мастера гильдий. Куча лордов, на которых мне наплевать, половина из которых вместо жен привезли своих любовниц. Леди Сури отсутствует, что неудивительно ― у нее месяц траура.
Примечательно, что богатые купцы, ставшие невольными свидетелями смерти Чарлина, тоже отсутствуют. Я также не вижу многих слуг и солдат того дня.
Неужели все они находятся на глубине шести футов под землей? Замолчали, чтобы сохранить тайну Сабины? Было время, когда Райан заставлял меня решать такие вопросы. Теперь я понятия не имею, какие шестеренки крутятся в его мозгу, и кто выполняет его грязную работу.
Единственные знакомые лица, которые я рад видеть, ― это Фольк и Ферра, и они в данный момент ведут друг с другом борьбу, наполненную сексуальным напряжением, за последнее пирожное.
Я прохожу в главный шатер, осматривая территорию. Традиция предписывает участникам праздника принести скромное подношение богам: горсть ягод, соты, оловянный наперсток. Однако алтарь Валверэев просто завален дарами. Хрустальные статуэтки. Редкие павлиньи перья. Бутылки портвейна из Специи. А золотых монет так много, что они рассыпаются по траве.
Но самое большое сокровище из всех?
Подношение семьи Валверэй ― перчатка с золотыми когтями, отполированная и смазанная маслом, лежащая на искусственной медвежьей лапе, вырезанной из красного дерева.
Воздух наэлектризован обсуждениями перчатки. Отовсюду доносятся разговоры об угрозе со стороны армии волканцев и необходимости поддержать Райана в предстоящем конфликте.
Мимо меня проносится пухлое белое пятно, и я хватаюсь за эфес меча, вспоминая волканские леса, а потом понимаю, что это один из терьеров леди Элеоноры, переодетый в облачную лисицу.
― Слишком рано, черт возьми, ― бормочу я себе под нос.
Мой пульс как раз успокаивается, когда я вижу, как Сабина выходит из своей палатки. О, черт. Видеть ее ― это удар по нутру, боль, которую я жажду и проклинаю одновременно. Я едва не теряю равновесие, спотыкаясь, как юноша после первого глотка эля.
В едва заметной тунике ее обнаженные бедра выглядят как сливочный крем. Она без макияжа и украшений, с таким же естественным лицом, как и в первый раз, когда я увидел ее во дворе ее отца. Это волканские черты лица? Похожа ли она на безумного короля? Может быть, там она чувствовала бы себя как дома? Ведь здесь она выделяется как богиня. Трава щекочет ее босые ноги, склоняясь под ними, словно даже растения жаждут ее ласки. Ее волосы заплетены в бессмертную косу, усеянную сотнями крошечных бутонов фиолетовых цветов.
Я стону. Это фиалки.
Конечно, это должны быть чертовы фиалки.
Каждый мужчина поворачивает голову, чтобы поглазеть на нее, независимо от того, есть с ним рядом жена или нет. Она выделяется, как единственная звезда на ночном небе.
Я провожу рукой по подбородку ― боги,
