— А этот — может. Он невероятно крепкий, многофункциональный и с системой автоатаки по мозгоправам, что попытаются залезть мне в голову. И да, не советую проверять без разрешения.

— И не собирался, милорд, — слегка покачал головой парень, чьи глаза заблестели от любопытства. — Да и я вижу, что он очень крепок и извилист как лабиринт, что мне аж при знакомстве минуту пришлось искать "нишу" для связи с вами. Настоящее произведение искусства...

О, а вот и вылезла творческая жилка парня. Хоть так и не скажешь, но почти безэмоциональный Алакей очень творческая личность. В основном он рисовал в свободное время картины, в которые и вкладывал все эмоции, что ему приходилось скрывать в связи с его профессией. И наша общая любовь к творчеству часто "заставляла" нас сидеть по вечерам за чашкой чая или вина, и обсуждать искусство попеременно с важными делами.

Так, что-то я слишком погрузился в воспоминания.

— Одна из функций позволяет видеть псионическую энергию рядом, а другая полностью снимает для меня любые иллюзии пси-артефактов.

— Поразительно, — искренне поразился тот, продолжая смотреть мне в лоб. — Кто же этот талантливый мастер, что смог создать столь нечто прекрасное...

— Ты.

— ЧТО?!

Мне доставило удовольствие видеть искренне удивлённое лицо главы тайной канцелярии, что от шока выпучил глаза, поднял на лоб брови и не удержал челюсть от падения вниз.

А как же меня повеселили ещё более удивлённые от увиденного лица его товарищей. Не остались в стороне и Гаред с Люмом, что посмотрели сначала на парня, а потом и на меня. Я даже уловил уважительный взгляд от главы стражи и один от Люма, наполненный каким-то щенячьим любопытством.

— Но как? — быстро взял себя в руки Немой, вернув лицу непроницаемый вид, но оставив в недоумении остальных. — Я не знаю ничего подобного. Мне даже сложно осознать внешний контор. Да и как щиты могли возникнуть? Но... да. Только сейчас заметил, что щит отдаёт похожей на мою энергетику. Только... немного другой, — ещё некоторое время стуча пальцами по столу и прожигая дыру в моём лбу, он почти незаметно вздохнул. — Ясно... могу предположить, что это проделки Хорделита?

— Точно его, — на лицо сама налезла кривая ухмылка. — Только он мог подложить такую свинью.

Причём золотую.

Затем мы вновь вернулись к общей беседе и обговорили несколько деталей.

Гаред получил задание найти все записи по делу «Синих хвостов» и сжечь до последнего листка, а Олли затем передать лист о подтверждении сдачи дела в архив администрации, где тот "затеряется". На публике же будет сказано, что гильдия просто сумела сбежать до массовой облавы. Подобное делалось для полного исчезновения любых деталей о гильдии. А со временем о ней забудут, как и о бандах трущоб.

Также мы с этими "призраками" обсудили о их переезде на верхние этажи подземелья Индрика, где им будет предоставлено место для работы, личные комнаты, склад для снаряжения, трёхразовое питание и секретные проходы, что выходят в различные части города и за его часть. И мне показалось, что меня уже не слушали когда я сказал про еду.

Но вот что они точно услышали, так это их первую задачу в качестве слуг рода — нужно организовать слежку за паладинами и докладывать о каждом их движении. Приоритет — безопасность «хвостов». Не нужно рисковать и если заметили сразу уходить.

Но вот напасть...

— Мой лорд! — стоило мне выйти на улицу в сопровождении Люмьера, как меня окликнул один из гвардейцев в лёгкой кожаной броне. И судя по его тяжёлому дыханию и взмокшему лбу, он бежал сюда со всех ног. — Срочное донесение!

— Что случилось? — я тут же напрягся, ведь произойти могло... многое.

И быстро отдышавшись, гвардеец наконец произнёс.

— К господину Анхелю... пришли паладины Ариссы!

Да бл...

Глава 12

Любая работа, какой бы ты не занимался, всегда имеет как приятные бонусы, так и подводные камни.

Например, повара. Работая на кухне, никогда не остаются голодными, но при этом их труд требует постоянной концентрации, чтобы не пересолить суп или не превратить мясо в чёрный уголь.

Или же солдаты, которые в мирное время получали приличное жалование, но при этом должны были рисковать своей жизнью против искажений или же сражаться на войне.

Но как считал Анхель, одной из самых тяжёлых профессий в любые времена была та, что не давала душам смертных уйти к их богам — целитель.

Такие люди всегда несли на плечах тяжкий груз ответственности за судьбы доверенных им людей. В их руках была жизнь человека. И только от их подготовки, концентрации, физических и магических способностей зависел ответ на вопрос: продолжит ли человек идти дальше по дороге жизни, или же она здесь и сейчас оборвётся навсегда?

Сложная работа, требующая полной отдачи, решимости и огромного запаса знаний. И последнего в мире сильно не хватало как магам целительского направления, так и жрецам Ариссы.

Анхель же был лишён этого "недуга".

— Кожа... — прошептала женщина дрожащим голосом, медленно проводя по её некогда обожжённому лицу. — Такая... гладкая...

Это была та самая дама, которой ещё вчера юнион восстановил глаз, а сегодня же привёл в порядок и оплавленную кожу. Теперь же на парня смотрело ослепляющее рыжее солнце с длинными кудрявыми волосами и заметными при свете веснушками. На такую посмотришь и даже не подумаешь, что ей уже больше тридцати. А её сын, стоявший с искрящимся в глазах восхищением, больше походил на её младшего брата.

И этот самый ребёнок, чьи годы жизни ещё по пальцам двух рук можно было посчитать, ринулся прямиком к сидящему на стуле блондину, обнимая его со всей возможной рыжему чуду силой.

— Спасибо, братик!

— Энфли! — окликнула своё чадо наконец пришедшая в себя мать. Она тут же оттащила ребёнка к себе, бледнея на глазах. Всё же так бесцеремонно вести себя с аристократом! Такое даже детям редко прощалось... — Простите, милорд, он просто очень рад...

— Ничего, я понимаю его чувства, — спокойно улыбнулся Анхель, смотря на ребёнка. Хоть по некоторым причинам блондин и не любил детей, но он всё же находил их детскую радость несколько... ностальгирующей. Словно он вернулся на десяток... а точнее почти на 80 лет назад. — Расти большим и сильным, чтобы защищать маму.

— Обязательно! — заухмылялось дитя, сверкая