Малахия не знал, зачем он задает этот вопрос. Ответ был уже известен. Смерть солнца. Смерть всего.

Малахия не хотел, чтобы все закончилось. Покончить с несколькими династиями, разрушить несколько империй? Всегда пожалуйста. Но сжечь мир дотла? Он не станет королем обугленных костей и пепла. Чирног ничего не ответил, и это было к лучшему. Малахия не хотел с ним разговаривать.

Обратиться за помощью к ведьме было все равно что сдаться.

– Ты должен сам с этим разобраться. Или ты ждешь, что я решу все твои проблемы вместо тебя?

Что ж, это было ожидаемо.

– Что со мной происходит? – вежливо спросил Малахия, решив проявить благородство и не огрызаться в ответ, хотя ему очень этого хотелось. Он так скучал по Наде.

Малахия совершенно случайно наткнулся на хижину Пелагеи. Потом он никак не мог пройти через ворота, и у него было такое чувство, что ведьма просто издевалась над ним ради веселья. Но у него не было времени на такие глупости.

Наконец он вошел в гостиную, отметив, что внутри царил еще больший беспорядок, чем в прошлый раз. По углам валялись кости, а меха на полу были запачканы кровью. С потолка свисали не только травы, но и что-то еще. Малахия старался особо не вглядываться.

– Каждый момент поражения еще крепче привязывает тебя к нему. Постепенно он становится тобой, а ты становишься им.

– Я этого не хочу, – быстро сказал Малахия.

– Неужели? Разве тобой не двигает жажда власти? Теперь ты можешь ее получить. Вы с ним так похожи. Поэтому он и выбрал тебя.

– Я уничтожил одного из них. Эти… как ты их там называла.

– Bovilgy? – Пелагея подняла бровь. – Тогда ты уже на пути к уничтожению мира.

– Я этого не хочу, – прорычал он.

– Нет?

Он рухнул в кресло и закрыл лицо руками.

– Нет.

Ведьма издала недоверчивый звук.

– А как насчет твоих грандиозных планов по уничтожению богов? Ты должен понять, что все взаимосвязано. Это змея, пожирающая свой собственный хвост. Одно не может существовать без другого. Ты не можешь уничтожить одного, не уничтожив всех. Я знаю, знаю, ты обжегся, играя с огнем, и теперь паникуешь, потому что не знаешь, как потушить пожар.

Малахия зажмурился. Придя сюда, он понимал, что Пелагея будет его бранить, но от этого было не легче.

– Ведь я не могу это исправить, правда? – спросил он, открыв глаза.

– Неужели?

Малахия вздохнул.

– Сколько еще я должна вести тебя за руку, Chelvyanik Sterevyani? Когда ты уже наконец поймешь, что все кусочки головоломки находятся прямо у тебя под носом?

Он поиграл с косточками в своих волосах, а затем вытащил одну из них и покатал ее между пальцами. Пелагея наклонила голову, и ее губы медленно расплылись в улыбке.

– Что ты с ними сделала?

– С чем? – невинно спросила она.

Малахия практически ненавидел ее за то, что она заставляла его произнести это вслух. Он злился, потому что не хотел признавать свою ошибку. Потому что он был во власти ведьмы.

– Я отдал тебе последние осколки…

– Чего?

– Моей души, – процедил он сквозь зубы. – Что ты с ними сделала?

Казалось, что ее черные, ониксовые глаза смотрели на него целую вечность.

– Что я сказала тебе, когда взяла их?

– Это какая-то проверка?

Она пожала плечами.

Малахия не знал. Он не помнил большинство вещей, а уж тем более разговор, который произошел, когда он был не в себе.

– Ты так легко расстался со своей душой. Оно того стоило?

– В тот момент – да.

– Задним умом все крепки.

– Пелагея, чего ты от меня хочешь? Зачем ты это делаешь?

– Ты когда-нибудь признавал, что был неправ? – Пелагея снова ответила вопросом на вопрос. Разговаривать с ней было все равно что бегать кругами.

– Ты этого хочешь? Хочешь, чтобы я признал свою неправоту? – недоверчиво спросил он.

– Для тебя это будет очень трудно.

Малахия откинулся на спинку стула и посмотрел на нее. Он очень редко хоть в чем-то ошибался. Но никто не идеален. Ему не раз приходилось совершать опрометчивые поступки в своем безрассудном стремлении что-то исправить.

– Я не должен был давать тебе такую власть надо мной, – сказал он, пожимая плечами. – Эта идея оказалась… не очень хорошо продумана.

– Не такое признание я ожидала услышать, но и этого будет достаточно. Интересно, ты достаточно силен? Будешь ли ты просить о помощи, которая тебе понадобится, или взвалишь бремя на свои плечи и наверняка потерпишь неудачу?

Он нахмурился.

– У меня больше нет твоих осколков, милый мальчик. Тебе придется раздобыть их самому, и я сильно сомневаюсь, что тебе понравится то, что от тебя потребуется.

– Избавь меня от своих загадочных намеков. Мне вообще не нравится все, что здесь происходит. Вряд ли это может быть еще хуже.

Пелагея улыбнулась, пробуждая в нем тревожные чувства.

– Ты заговоришь мне зубы, а потом вытолкаешь за дверь и будешь ждать, пока я остановлю конец света, хотя я понятия не имею, как это сделать, – устало сказал он.

Пелагея поднялась на ноги, и Малахия напрягся, готовясь броситься наутек.

– Этот мир так долго вращался вокруг своей оси. В нем всегда были люди, подобные тебе. Люди, которые заходят слишком далеко. Те, кто хочет измениться и сгореть, разрушить и спасти мир. Как ты думаешь, чего они в итоге добиваются? Ничего, ничего и ничего. Почему ты думаешь, что сможешь преуспеть там, где другие потерпели поражение? Почему ты особенный? Почему тебе, мальчику, продавшему последнюю крупицу человечности за жалкую каплю силы, полагается второй шанс? Возможно, меня мало волнует война, но я калязинка, мальчик, и знаю, что ты сделал с народом этой страны.

– Так ты бы предпочла, чтобы я умер за свои прегрешения?

– Думаешь, ты можешь все исправить? Ты этого хочешь?

– Я хочу попробовать, – тихо сказал он.

Ведьма уставилась на него. Он заерзал на месте. Ему не нравилось, когда его видели. Он был чудовищем. У него на коже то и дело открывались все новые и новые глаза. Он сознавал, насколько ужасен его внешний вид. Но и раньше, когда он был мальчиком среди Стервятников, ему не нравилось, когда на него смотрели, ему не нравилось выделяться. Это немного изменилось, когда он осознал, что сможет многое изменить, если уберет Луцию с трона. Серьезные перемены наступили только в тот момент, когда он сам оказался на троне и наконец-то понял, что люди готовы его слушать. Но его тихая тревога так и не прошла. Каждый раз, когда на нем задерживался сосредоточенный взгляд Нади, его снова охватывало это волнение. Она словно видела его насквозь. Даже в самом начале их знакомства, когда он так много от нее скрывал, ему никак не удавалось избавиться от ощущения, что она все равно видит правду. Что она сразу раскусила его манипуляции, но делала вид, что верит ему.