Мы с майором одновременно смутились. Батя только махнул рукой, выражая этим жестом все, что о нас думал. После чего мы разошлись спать, поскольку сил на другие дела не осталось. Во всяком случае, у меня.

Как всегда, после нагрузки или пьянки, спал я почти до вечера. Отец с Батей встали гораздо раньше и занимались текущими делами. Ермоленко через несколько дней уезжал и полковник готовил документы, которые тот должен был доставить в Российский Магистрат.

Надо сказать, после возвращения из Югославии, майор не вернулся в Крым, его прикрепили к Великому Магистру России, у которого он исполнял обязанности курьера по особым поручениям. Не все документы можно было доверить человеческой почте, и майор мотался по всей Евразии, изредка захватывая север Африки. В Крым он тоже приезжал регулярно, не реже одного – двух раз в месяц.

Этому известию я очень обрадовался. Это позволяло часто видеть учителя, но не обязывало сопровождать его. Странно, ездить по миру мне совершенно не хотелось, на меня навалилась лень и желание сидеть на одном месте. Как выразился Казимир, когда я пожаловался ему на эту странность, пришло время первого этапа. У людей это называется переходный возраст, а еще, седина в бороду, бес в ребро. Только вот, сединой и не пахло, и выглядел я на двадцать лет. Отсюда и кризис. Покрышкин и Каркаладзе смотрели на меня с сочувствием, а родители с некоторым раздражением – сопляк еще совсем, а все туда же, права качает. Покачаешь с ними права! Как же!

Чтобы не поддаваться хандре, я решил продолжить обмывать диплом. Поэтому пригласил Вано и Казимира в маленький кабачок на Лескова. Недалеко от своего дома. Никогда, в бытность свою человеком, я не догадывался, что незаметное подвальное кафе, в которое и заглядывать не хотелось, является вампирским баром. Но это было именно так. И, если ресторан на Гоголя использовался для торжественных мероприятий и приезжих, то местные вампиры, с большим удовольствием, посещали этот маленький бар. Именно сюда я и пригласил друзей.

По нету, сообщил Гансу, что собираюсь отпраздновать окончание института, и к вечеру того же дня он уже ввалился ко мне, с большим удовольствием, пригласил бы и Рэма, но таковой возможности не имел – даже папа Саша не знал куда он делся после Югославии.

Кутили беззлобно, но с размахом. Орали песни на четырех языках: немецком, грузинском, польском и русском, иногда, одновременно на всех. Кабак стремительно пустел. Мы не очень любим шумные сборища, чаще всего шумят такие молодые олухи как я, ну и Казимир с Вано, тоже не очень старые, к тому же, сегодня был исключительный случай. К счастью район этот состоит из студенческих общаг, поэтому, на такую ерунду, как громкие песни окружающие не обращали внимания, и никто из студентов не поверил бы, что здесь не столько пьянки, сколько хорошего настроения.

Где-то, во втором часу, нас осенило пойти погулять, и мы покинули бар, к несказанному облегчению гостей и официантов. Гуляли мы недолго и потихоньку дошли до «Марьиной рощи» – это ресторанчик такой, совсем недавно открылся, рядом с детской инфекционкой, неплохо оформлен, но дорогой до безумия. Здесь тусовались только очень состоятельные ребята. Мы дружно перемигнулись и ввалились в заведение. Гуляли мы сегодня по-простому, поэтому, на людей с деньгами совсем не походили.

Глава 24

Официант осмотрел плюхнувшихся за столик небогатых посетителей и скорчил недовольную рожу, но профессиональный долг заставил его принести меню. Есть совершенно не хотелось, а вот по пятьдесят грамм коньячку, было бы в самый раз. Просмотрев карту спиртных напитков, я оценил ассортимент. Пятьдесят сортов водки, которая, скорее всего, разливалась здесь же, в подвале; два сорта вина (портвейн розовый и портвейн красный) и целых три вида коньяка – баснословно дорогая «Метакса», чуть более дешевый «Ай-Петри» и, приблизительно в ту же цену, «Коктебель». Подозвав официанта, я, заговорщическим шепотом спросил:

– А «Камю» у вас есть?

Лоб его напрягся, как бицепсы гимнаста на кольцах. Казалось, череп не выдержит мозгового штурма. Было явно видно, что он думает. Приблизительно через минуту он изрек:

– Пойду, спрошу у бармена.

Минуты через три, посветлевший и обрадованный он возвратился, неся на подносе четыре микроскопические рюмки и маленький графинчик с жидкостью коричневого цвета. Рядом стояла тарелочка с тоненько нарезанным лимоном и зубочистками. Он торжественно выставил это богатство перед нами.

– Мы еще не делали заказ, – вежливо напомнил я, – к тому же, «Камю» подают не так.

Официант побагровел и показал свое истинное лицо.

– Слышите, козлы нищие! Вы хоть знаете куда приперлись?! Гоняют, почем зря! А платить, кто за все это будет? Не нравится, как подают! Идите в пивнуху и жрите пиво!...

Он не успел завершить свой монолог. Я встал, взял графинчик и, аккуратно, вылил его содержимое работнику общепита на голову. Он замолк, словно повернулся переключатель. По залу поплыл тяжелый запах сивухи. Повисла пауза. Воспользовавшись наступившей тишиной, я, негромко, попросил:

– «Камю Наполеон», пожалуйста. И подайте, как положено, горячим. А если вы не знаете, что такое коньячные бокалы, то объясняю. Это такие большие, круглые, на короткой ножке.

– Да откуда они у них! – хмыкнул Покрышкин.

Официант что-то злобно буркнул и кинулся прочь.

– Как ты думаешь, – поинтересовался Покрышки, вальяжно откидываясь на спинку стула, – он за коньяком побежал или за чем-то другим?

– Обижаешь, дорогой, – улыбнулся Вано, – зачем так плохо думаешь о человеке? Сейчас придет с подкреплением.

Ганс смотрел на все это безобразие с большим интересом. В Европе много рассказывают о русских, но события, которые он наблюдал, превосходили любые байки. Через некоторое время вернулся официант, и, как и предполагал Каркаладзе, без коньяка, но с подмогой. За ним, в кильватере, шли четверо мордоворотов.

– Ну, я же говорил! – Вано обрадовался им как родным.

– Похоже, начинается веселье, – оскалился Казимир.

Я едва успел попросить:

– Мужики, только без членовредительства.

Эта фраза подстегнула вышибал. Как и любая гора мышц, надеющаяся на грубую силу, ребята не умели ничего. Драться с ними было не интересно. Поэтому, мы их просто отключили и посадили на пол, спиной друг к другу. Официант лихо растворился. Народа в ресторане заметно поубавилось. На улице начали заводиться машины. Стало совсем скучно. Подозвав первого попавшегося официанта, я сунул