– Батя, тебе что, сына мало? – проворчал Бертран, прижимая меня к себе.

Румпель устало вздохнул, закатил глаза. Провёл пальцем по щеке, посмотрел на кровь. Верхняя губа его нервно дёрнулась.

– Как с вами с-сложно! Хорошо, Майя, давай изменим условия сделки: когда Ане исполнится восемнадцать лет, я приду за ней. И, если ты не захочешь отдать мне дочь, то отдашь мне… тыкву.

– Что?

Мне послышалось?

– Тыкву. Она же полезная: кератин, витамины, калий, магний, железо. Профилактика от туберкулёза и кариеса. Разве нет?

Он с неуместным ехидством взглянул на меня, а я от неожиданности смогла лишь захлопать глазами. Нет, он что, серьёзно?

– Я чего-то не знаю? – ревниво поинтересовался Бертран.

– Давай уточним, – просипела я, голос внезапно закончился, – то есть, ты согласен поменять мою дочь на тыкву?! Я верно понимаю, что тебе всё равно, Аня или тыква?! Ты считаешь, что…

– Майя, – Румпель мрачно посмотрел на меня, – не заводись. Ты же умеешь читать то, что написано мелким шрифтом? Знаешь, насколько важна формулировка? Что я только что сказал?

– Если я не соглашусь отдать тебе мою дочь, то вместо неё должна отдать тыкву.

– Верно. Где я сказал, что для меня они равноценны?

– Это само собой понятно! Или Аня или…

– Женщина, – простонал Волк, теряя терпение, – я сказал, что окончательное решение оставляю за тобой. Ты решишь сама, когда твоей дочери исполнится восемнадцать лет.

– И в чём подвох? – подозрительно уточнила я.

– Думай. Или так, или никак.

– Мы как-нибудь сами справимся, – проворчал Бертран, увлекая меня к выходу. – Без твоих гениальных планов…

Но я уже просчитала риски и всё взвесила.

– Ладно. Итак, Румпельштильцхен, ты помогаешь мне выбраться живой и здоровой из этой сказки, а я, через шестнадцать лет, когда Ане исполнится восемнадцать, по собственному желанию и выбору отдаю тебе либо дочь, либо тыкву. Обычный овощ от двух до десяти килограмм. И ты не используешь никаких методов влияния на меня: ни гипноза, ни внушения, ни иллюзий.

– Всё верно. Согласна?

– Согласна.

Бертран выдохнул, скрипнул зубами, а затем возмутился:

– Майя, не..

Но Румпель успел раньше:

– С-сделка завершена. С-сделка сос-стоялась.

Глава 21. Корона и любовь

Солнце поднялось над горизонтом, искривлённом скомканной бумагой горных цепей, когда Руби, пританцовывающая от радости, наконец увидела королевский замок. Перебросила корзинку в другую руку и остановилась на краю леса, с наслаждением наблюдая, как красноватый свет заливает белые стены.

«Я смогла, – подумала ликующе, – я это сделала!»

У Майи теперь не осталось выбора: только бежать в Первомир. А, значит, она перетянет в Эрталию законную королеву. И тогда Илиана вернёт сестру… Всё получилось! И даже он ничего не заподозрил! А, между прочим, его тётушка опасалась сильнее, чем покойника-короля.

– А в корзине – пирожки? – раздалось позади.

Руби подпрыгнула, задрожав от знакомого низкого холодного голоса. Обернулась, стараясь удержать на губах милую улыбку безмозглой дурочки. Позади, на поваленном корявом дереве сидел мужчина в чёрной одежде. Высокий, худощавый, похожий на долговязого журавля. Со скуластым лицом, одну из скул которого расчертила длинная красная царапина. «Или на волка с голодным брюхом», – невольно отметила девушка.

– Ваша светлость… так неожиданно встретить вас… в лесу.

– Отчего ж? – он приподнял бровь. – Думаешь, ты одна любишь ночами гулять по лесу?

– Я не ночами… Правда, я встала до зари, но мы деревенские, привычные рано вставать…

Румпельштильцхен легко спрыгнул с коряги, подошёл, засунув руки в карманы чёрной кожаной куртки.

– Так что в корзинке, Руби? Или, может, ты предпочитаешь, чтобы к тебе обращались по прозвищу: Чернавка?

– Пирожки…

«Да что б тебя!» – девушка мысленно выругалась. Присутствие герцога Ариндвальского напрягало.

– Для старенькой бабушки?

– Как вы…

– Я догадлив. Таким уж уродился. Попробовать можно? Или, может, они с ядом?

– С капустой. Вы шутить изволите?

– Конечно. Я же дня не могу прожить, чтобы не пошутить. Вот такой я… шутник.

Руби заглянула в его чёрные, узкие глаза и задрожала. Как же она его боится! Есть ли вообще хоть кто-то в Эрталии, кто не боится Румпельштильцхена?

«Принц Бертран», – вдруг вспомнила она.

Двоюродный братик… Вот только Эрт не знает, ничего не знает… Носится со своей Майей стриженной. Вообще Кота стало не узнать, а был же нормальный парень! Растёкся. Ну ничего, Майя вернётся к себе, и тогда… Папа Римский же разрешил брак Анри и Илианы, верно? Разрешит и им…

Девушка вспомнила пухлые малиновые губы, зелёные весёлые глаза, широкие тёмные брови… И – ах! – такую мужскую, такая ладную фигуру… И голос...

– М-м, неплохо. А кто пёк?

Руби очнулась от грёз, с ужасом осознав, что капитан Румпель всё это время не сводил с неё глаз. И даже то, что он пережёвывает пирожок, не делает Волка мягче или смешнее. Девушка потупилась.

– Матушка.

– Вот как? – он снова ухмыльнулся. Какие же большие у него зубы! Широкие, крепкие. – И кто же у нас матушка?

Каким-то шестым чувством девушка поняла, что лгать нельзя. Уж слишком бесстрастно, слишком вскользь прозвучал вопрос.

– Матушка Метелица… тут, недалеко, в селе. Но это не моя родная маменька. О своей я не знаю ничего, я подкидыш.

И Руби скромно потупилась. Он шагнул, оказавшись так близко, что девушка побоялась дышать, чтобы не задеть его грудью. Наклонился к её уху и хрипло прошептал:

– Зато я знаю.

Её охватила невольная дрожь, и Руби сделала шаг назад.