Шрифт:
Закладка:
– Кто пек хлеб? – удивленно спросила Мая.
– Папа, – ответил Лео так, словно ничего очевиднее и быть не могло.
– Папа?.. – повторила Мая.
– Угу. Он печет хлеб, – ответил Лео. – Как заведенный!
Мая выглянула в окно и увидела Петера. Он стоял у почтового ящика. На улице остановилась машина, из нее вышел человек, которого Мая узнала, но совершенно не ожидала увидеть в компании отца.
– Это… Теему? – воскликнула она.
– Ага, – подтвердил Лео, коротко выглянув в окно и вернувшись к холодильнику.
– С… папой?
– Угу. Они теперь типа друзья, кажется.
Мая вытаращилась на Лео, потом снова посмотрела в окно, потом снова на Лео:
– Извините, конечно, но сколько я вообще спала?
* * *
Теему вышел из машины и огляделся – не так, словно чего-то искал, а скорее как будто пытался запомнить все детали вокруг.
– Значит, Лев был здесь? – спросил он без обиняков.
Петер держал в руках две кружки с кофе. Одну он протянул Теему – зеленый медведь на ней так затерся от мойки, что его едва было видно. Теему благодарно кивнул и взял кружку.
– Он сказал, что Рамона ему задолжала. Сколько, я не знаю, но мы должны заплатить ему, если…
Теему покачал головой, не злобно, просто хладнокровно.
– Он не хочет брать деньги. Он хочет получить «Шкуру». Он пытался выкупить ее у Рамоны, пока та была жива. Лев мутит много разного дерьма, такого, что тебе лучше не знать. Ему нужна подставная фирма, а тут лучше бара ничего не придумаешь.
– Так зачем Рамона брала у него деньги? – спросил Петер, в его словах прозвучало осуждение, о чем он тут же пожалел.
Теему вздохнул, не отрывая кружки от губ.
– Прошлой зимой один из моих парней попал в тюрьму. Его мать не могла платить за дом и коммуналку, поэтому Рамона отдала мне все, что было в фонде. Я не знал, что она…
Теему пил свой кофе. Он больше ничего не говорил. Петер в первый раз видел, чтобы Теему было стыдно.
– Она сама вложила деньги в фонд?
– Да.
– А за что его посадили? Этого парня? – спросил Петер.
– Тяжкие телесные, – ответил Теему.
На этот раз стыдно стало Петеру. Вот, выходит, в какую компанию он теперь попал.
– Что нам делать со Львом? – вздохнул он.
– Тебе ничего делать не надо. С горцами лучше не связываться, поверь мне.
Петер сам удивился, как темпераментно прозвучал его ответ:
– То есть он будет являться сюда и угрожать моей семье? Заберет «Шкуру»? Рамона бы никогда…
Теему предупредительно поднял руку:
– Со Львом я разберусь.
– Я думал, ты сказал, что…
Теему допил кофе и отдал Петеру кружку.
– Я сказал, что с ним лучше не связываться ТЕБЕ.
Петер судорожно подбирал слова, когда вдруг понял, какую кашу он заварил:
– Окей. Но будь осторожен, только не устраивай…
– Это я не осторожен? – театрально изобразив глубоко оскорбленный вид, спросил Теему, и Петер вздохнул так, что чуть не заехал кружками себе по голове.
– Ладно, ладно. Тогда увидимся завтра, на похоронах? За час, как договорились со священником?
Теему кивнул и пообещал прийти. Петер ни о чем его больше не спрашивал, теперь ему предстояло с этим жить. Когда он развернулся и пошел к дому, Теему с любопытством крикнул ему вслед:
– А что он такого сказал, что ты так злишься?
– В смысле злюсь? – проворчал Петер.
Теему ухмыльнулся:
– Ты делаешь вид, что спокоен, но ты свои глаза видел? Да они, блин, черные от злости. Не думаю, что тебя так уж беспокоит судьба «Шкуры». Что он сказал?
Петер старался дышать ровно, но кружки в его руке гремели.
– Он… говорил про Миру, – крайне неохотно признался он.
Теему засмеялся. Его тихий, похожий на барабанную дробь смех длился сильно дольше, чем хотелось бы Петеру. А потом хулиган сказал бывшему спортивному директору:
– Ни за что бы о тебе такого не подумал, Мистер Безупречный, – есть все же в тебе немного от зверя.
37
Ослы
Йонни зевнул и раздраженно посмотрел на часы. Он стоял у дома и ругался, всматриваясь в рассветные сумерки, поскольку коллега, пообещавший свозить его в Бьорнстад за микроавтобусом, опаздывал. Тед уже сложил вещи и ждал в прихожей, его старший брат Тобиас, естественно, еще не проснулся. Тесс помогла младшему брату Тюре сложить коньки, сунула в наружный карман сумки кукурузные хлебцы и пакетики с соком и взяла с него слово, что он откроет их только после тренировки. Ему придется несколько часов ждать в ледовом дворце, пока будут тренироваться братья и пока сама Тесс будет проводить тренировку по фигурному катанию для малышей из Хеда. Вот что значит быть членом семьи, которая большую часть своей жизни проводит на льду.
– Все взяли? Звонили с работы, мне надо… – сказала мама за спиной Тесс, и та встревоженно посмотрела на нее.
– У тебя дико усталый вид. Может, останешься дома?
– У нас столько пациентов, а кому-то из коллег пришлось остаться дома и разгребать завалы после бури, я должна…
– Но обещай, что сегодня вечером ты ляжешь спать!
– Обещаю, дорогая. Давай, присмотри за братьями… сама знаешь, мало ли что там случится в Бьорнстаде… – прошептала Ханна дочери.
– Не волнуйся, мама. Это просто хоккейная тренировка.
– Ну да, да. «Просто тренировка». И прости меня, это вообще не твоя работа, милая, ты… господи, ты должна жить своей жизнью. Я ведь даже не спросила, как прошла контрольная по математике!
– Высший балл.
– Ну конечно. Ты просто потрясающая. Мне кажется, я в жизни не получала высшего балла за контрольную. Ты вообще уверена, что ты моя дочь?
Это была старая шутка, но смех Тесс всякий раз звучал по-новому. Она и правда слишком хороша для этой семьи, думала Ханна. Лучшие отметки по всем предметам, никогда ни в чем не замечена, заботится о братьях. Когда она была маленькая, она даже не пачкалась: Ханна не знала никого из детей, кто мог уйти в школу в белой одежде и вернуться без единого пятнышка. Когда другие дети лазили по деревьям и возились в грязных лужах, она сидела дома и читала книжки. Даже ее волосы всегда были расчесанными, в отличие от похожей на мочалку прически матери.
– Я счастлива и одновременно бешусь, что ты взрослеешь, – прошептала мама.
– Не говори ерунды, – с улыбкой ответила дочь.
– Тебе… ну, знаешь… не стоит ко всему относиться так серьезно. Ты должна ходить на вечеринки, встречаться с мальчиками и…
– С мальчиками? В Хеде? Да тут чтобы пойти с каким-нибудь парнем на свидание, нужно
