На другой день приезда я пошел гулять по московским улицам. На каждом шагу я останавливался и с любопытством смотрел на щеголевато одетых людей и на красивых лошадей, запряженных в богатые экипажи.

Но более всего меня заинтересовали большие колониальные магазины и кондитерские с их красивыми выставками разных деликатесов, которые я видел в первый раз. Я подолгу стоял и любовался такими великими для меня соблазнами.

Вечером, проходя по одной из больших улиц, я впервые увидел магазин, освещенный газом. Подойдя к окну, я долго стоял, любуясь красивым освещением. Меня очень заинтересовал вопрос, как это может гореть воздух без фитиля?..

Москва была очень оригинальна и патриархальна. В те времена у москвичей действительно был «от головы до пяток — особый отпечаток».*

Он сказывался во многих проявлениях московской жизни.

Начиная от ее знаменитого «хозяина», московского генерал-губернатора Владимира Андреевича Долгорукова,* который более четверти века чисто «по-отцовски» управлял Москвой.

При князе долгое время служил полицмейстером Николай Ильич Огарев… Его высокая типичная фигура с громаднейшими запорожскими усами часто появлялась на страницах юмористических журналов. Среди московского населения он пользовался большой популярностью.

Из приказов Огарева особенно был известен следующий: он приказал, чтобы в каждой будке на столе лежала книга, в которой должны расписываться квартальные во время ночных обходов. Но так как в то время на улицах не было такого движения и суеты, как теперь, и вообще нравы были проще, то квартальные обходы делали очень редко, предпочитая им спокойный сон.

Взамен ночных обходов будочники ежедневно утром приносили книги для подписи в околоток.

Про эти проделки квартальных узнал Огарев и приказал находящиеся в будках книги припечатать к столам.

Но это нисколько не изменило дела.

После этого приказа можно было видеть на московских улицах будочников со столами на головах… которые таким образом представляли в околоток столы с припечатанными книгами для подписи начальства…

На бойких местах площадей и больших улиц можно было видеть очень типичную достопримечательность Москвы — будочников в высоких киверах и с большими алебардами, спокойно спящих на посту, прислонившись к своим будкам…

Очень заметный след оставил после своей непродолжительной службы в Москве обер-полицмейстер Власовский.*

До его назначения московская полиция была страшно распущена, взятки были в большом ходу. Частные пристава и квартальные вели дело спустя рукава, городовые стояли на постах на тротуарах, прислонясь к стенам, грызли подсолнухи и большей частью занимались разговором с кухарками и дворниками.

Извозчики, в рваных зипунах, ездили на грязных и худых «калибрах» без всякого порядка и не придерживались правой стороны, при этом они слезали с козел и оставляли лошадей без всякого присмотра.

Московские домовладельцы, пользуясь слабым надзором полиции, у себя на дворах рыли поглощающие ямы и закапывали в них нечистоты и мусор. Таким простым способом очистки выгребных ям они довели смертность в Москве до неслыханной цифры — на тысячу умирало 33 человека…

Власовский, вступив в отправление обязанностей московского обер-полицмейстера, с первых же дней принялся энергично чистить Москву и вводить новые порядки.

Он начал с московских домовладельцев, обязав их подпиской в месячный срок очистить на дворах выгребные, помойные и поглощающие ямы. Лиц, не исполнявших его приказа, он штрафовал от 100 до 500 рублей, с заменой арестом от одного до трех месяцев. После такой чувствительной кары началась страшная очистительная горячка. За ассенизационную бочку вместо 3 рублей платили по 12 рублей, и в месячный срок московские клоаки были очищены. Вслед за этим Власовский начал чистить полицию: большинству частных приставов и квартальных надзирателей он приказал подать в отставку и на их места набрал новых лиц, обязав их делать ночные проверки постов городовых и дворников.

Городовым приказал стоять на посту посредине улиц и площадей и строго следить за наружным порядком и движением экипажей. Извозчиков обязал подпиской немедленно починить рваные зипуны и экипажи, при езде строго соблюдать установленный порядок и держаться правой стороны, на стоянках с козел не слезать. На первых порах извозчики никак не могли освоиться с новыми порядками и ежедневно сотнями попадали под штраф от 1 до 3 рублей.

Власовский почти ежедневно, во всякое время дня и ночи, появлялся неожиданно как в центре города, так равно и на его окраинах. Никто не знал, когда он спал. Одно время в Москве прошел слух, что Власовский антихрист… поэтому он не спит и будоражит всю Москву…

Но самым главным московским «отпечатком» были московские мостовые. Это было нечто невозможное. Вымощенные крупным булыжником, всегда грязные и пыльные, с большими ямами, а зимой глубокими ухабами, они всегда были египетскою казнью москвичей. На них часто происходили аварии, калечились лошади, ломались экипажи. Часто страдали и седоки, ломая себе руки и ноги. На этих удивительных мостовых долгое время были «притчей во языцех» московские извозчики, одетые в грязные и рваные зипуны. Они слезали с козел, становились кучками у тротуаров и зазывали к себе седока. Найдя такого, они бросались на него толпой и с оглушительным криком «пажа… пажа…» хватали седока за руки и каждый тащил к своему экипажу.

Особой назойливостью отличались извозчики, стоявшие у вокзалов; там они пассажиров и их багаж буквально рвали на части…

В семидесятых годах в Москве не было ни конок, ни трамваев, ни пролеток — ездили на линейках и в кабриолетах, или, как их называли в простонародье, «калибрах».

Интересен был способ уничтожения кабриолетов. Все московские экипажные фабрики и кузницы, получив предписание от полиции, были обязаны подпиской не вырабатывать более новых кабриолетов и старых не чинить. После этого распоряжения число «калибров» на московских улицах начало быстро сокращаться, и, таким образом, в течение трех лет они были совсем уничтожены.

По московским улицам бродило множество нищих калек, юродивых, странников и разных проходимцев, на все голоса выпрашивавших милостыню.

Нищих особенно много было около церквей, где они в праздничные дни выстраивались у паперти в два длинных ряда.

Однажды днем на Красной площади появился Михаил архангел. В одной руке он держал деревянный меч, в другой длинное копье с флагом.

Его окружила большая толпа любопытных. Шествие направлялось от Никольских ворот к Василию Блаженному. Посредине площади будочник арестовал «небесного жителя» и отправил его в околоток. Там при дознании выяснилось, что это был беглый монах.

В Замоскворечье, на Пятницкой улице, богатым купцом Л. был построен большой каменный дом специально для монахов, странников и богомольцев; там они всегда находили бесплатный стол и приют.

На самых центральных улицах Москвы можно было