Обняла своим юным, студенческим, хипстерским, разночинным народом, стекающимся сюда потусить, выпить и закусить демократично из провокационных коридоров Вышки. Таким красивым, милым и искренним в противовес надутым «прыщам» с Патриков. И это все кончилось «женитьбой». Андрей с Диной действительно через два года купили этаж расселенной коммуналки на Покровке, да и переехали сюда со всем скарбом и потрохами…

Почти двадцать два года счастливой совместной жизни с московской красоткой Покровкой, в которых было ВСЕ, от драк до молебнов. Не было только скуки. И вот пришло время привести личные дела с Покровкой в порядок. И попрощаться на всякий случай.

Динка стояла в церкви Косьмы и Дамиана среди бабушек в платочках и чадящих свечек и вместо молитвы читала про себя:

Когда я вернусь – ты не смейся, – когда я вернусь,

Когда пробегу, не касаясь земли, по февральскому снегу,

По еле заметному следу к теплу и ночлегу,

И, вздрогнув от счастья, на птичий твой зов оглянусь,

Когда я вернусь, о, когда я вернусь…[50]

Но весь этот красивый весенний день, наполненный томящими и сладкими воспоминаниями, наблюдениями и ритуальными прощаниями, неожиданно всполошил вибрирующий звонок смартфона в кармане.

Динка выскочила в церковный двор и приложила телефон к уху.

– Дина! Ты где? Кажется, началось. Я еду к тебе на Покровку.

Больше всего сейчас и Дина, и Андрей боялись оказаться разъединенными, не вместе. Динка простояла перед подъездом все те бесконечно мучительные восемнадцать с половиной минут, что мужу потребовались, чтобы доехать от офиса до дома.

Он вылетел из машины, и, вцепившись друг в друга, они бросились домой и прилипли к экрану. Тут же начали звонить оба их телефона. Но они не обращали на них никакого внимания, а через пятнадцать минут зазвонил и дверной звонок. Андрей внимательно посмотрел на Динку, и они, держа друг друга за руки, пошли открывать входную дверь… Знакомые уже по началу событий четверо мужчин: Иннокентий и трое киборгов-китайцев вошли в покровскую квартиру и уселись вокруг большого обеденного стола… А на экране над столом в новостных каналах расцветали фотографии серых грибовидных облаков над Соединенными Штатами Америки…

Глава 5. Этюды черни

В Московской летописи впервые упоминается термин «чернь» в 1340 году: «Въсташа чернь на бояръ».

Но почему этих людей звали черными? За цвет кожи? За «грязное» житье? За отопление жилищ своих «по-черному»? Или за что-то еще другое?..[51]

Кеша внимательно посмотрел на бледные и какие-то застывшие лица хозяев квартиры, потом на покрасневшие от напряжения костяшки пальцев их перекрещенных рук и предложил:

– Нам тут сидеть еще довольно долго, пока «лучшие люди» закончат охуевать, очухаются и призовут на ковер. Давайте пульку распишем. Не новости же эти дебильные смотреть. Чего мы там с вами не знаем?

Андрей неожиданно хохотнул и, осторожно отцепив Динкины пальчики от себя, полез в бар за картами и выпивкой:

– Кто что будет, господа хорошие? Водка, коньяк или виски? Помянем партнерский проект про козлят их родным напитком, так сказать?

Все мужчины запросили виски, только Динка продолжала индифферентно пялиться в стол, очень сильно о чем-то думая.

Иннокентий искоса на нее поглядывал, расчерчивая бумажку под пулю:

– А знаете ли вы, прекрасная и ужасная Дина Алексеевна, что наш с вами проект в Кремле Семен Карломарксович ровно девять месяцев назад нарек «Этюды черни»?

Дина подняла на Уйгура Кешу глаза:

– Почему? Почему такое странное название?

– Вот и я у него тогда поинтересовался, а он вместо объяснений дал мне почитать свою работу: «Новая сословная парадигма. Антиутопия Постмодерна». Они ее тогда даже опубликовали. В Парламентской газете. Ха-ха-ха. Не получила широкого резонанса… Тебе сдавать, Андрюш… – Андрей начал медленно и аккуратно раздавать карты, а Кеша продолжал: – По этой работе: в результате нарушения экономического и социального равновесия на планете из-за падения СССР и формирования однополярного мира во главе с США резко усилилась и упростилась сословная сегрегация, которую международные социологи слишком подробно пытаются градуировать, выделяя множество слоев и социальных групп. А реально, по мнению Семена Карломарксовича, весь мир сегодня делится всего на две неравные группы: на микроскопическую, микроскопическую в процентном, количественном отношении к остальным, группу «лучших людей» и всех остальных – «чернь». Основная черта проходит, конечно, там, где ты по праву рождения находишься над законами морали и общества или подчиняешься им… Объявляю – семь первых!

Андрей сложил карты:

– Пас… Кеша, это старо как мир. Homo homini lupus est. Человек человеку волк. Вся история мировых войн идет из сословного определения свободы «лучшего» человека, который имеет право на все, даже на жизнь другого человека, из черни, конечно…

Ожившая и заблестевшая глазами Динка объявила:

– Вист! А что, многоуважаемый Семен Карломарксович относит себя к «лучшим» людям, а нас всех – к черни? В этом смысл названия проекта, я правильно усвоила?.. Да вы, голубчик, без одной присели. В горку пишем, дорогой, в горку…

Иннокентий, кряхтя, полез писать в гору и начал новую раздачу карт:

– Ну конечно, не к худшим же! К лучшим, к самым что ни на есть лучшим. Он на это полжизни положил… Я пас… Но вот интересно, что «Этюды черни» имеют еще и второй, так называемый музыкальный, смысл в моем понимании…

Дина хлопнула картами по столу:

– Мизер, мальчики! Ми-зер! Да-а-а, я вот тоже сразу подумала! То, что американские потомки пирата Генри Жестокого себя богами считают, а наши немногочисленные члены удачного кооператива тешат себя иллюзиями, что и им можно массовать с мировой закулисой на воображаемом Олимпе, – это, Кеша, очевидная хрень. Очевидная и малозначимая для нас всех. Какая разница, как тебя называют. Ну, чернь так чернь. Мне побую. А вот игра слов замечательная.

Андрей мрачно бросил карты:

– Опять пас! Я играть-то буду сегодня? Какая игра слов?

– Тебя музыкалкой не мучили в детстве, а у меня вот был потрясающий препод по виолончели и общему фортепьяно. Эммануил Абрамович Голланд… Кеш, ну чего ты застыл с картами? Есть вопросы по мизеру? Принимаешь вызов или слился?

– Пас! У вас в семействе карты крапленые. Эта калорийная девочка всех пришедших раздевает. А Андрей следит, чтобы деньги в кассу сдавали. Андрей, где тут у вас касса?

– Для вас – везде! Выкладывайте нечестно заработанное. Все-все. Так чего ты там о твоем преподе загибала, моя добытчица?

– Понимаете, мои зайчики. Музыка есть явление наивысшего порядка, и мелодия не есть