class="p1">Арсенал специализированных зубов сделал «пеликозавров» первыми среди наземных позвоночных профессиональными хищниками, эффективно охотящимися на добычу, не уступающую им в размерах, этот же арсенал сделал их мезотермными, а это как раз и позволило стать первыми профессиональными вегетарианцами. Переваривание растительного корма требует намного большего расхода энергии, чем усвоение мяса, только позвоночные с действительно активным метаболизмом смогли занять эту нишу.

Предшествующие им амфибии с их в принципе слабыми челюстями могли охотиться либо на что-то мягкое (наподобие червя или крупной личинки насекомого), что легко разорвать, либо на то, что несложно запихнуть в рот целиком. И вот свершился эволюционный прорыв, даже два. Все выше сказанное не означает, что для архозавров или лепидозавров охота на существ близкого к ним размера совсем невозможна. Они не могут разделать добычу на месте, они даже загрызть ее не очень-то могут, но, во-первых, они могут ее утопить (как это делают современные крокодилы) — вариант для засадного охотника и очень узкой экологической ниши, но тоже вариант. Во- вторых, они могут потенциальную крупную добычу отравить или заразить (как поступают, например, комодские вараны, хотя им и помогает любовь жертв к пребыванию в застойных, богатых возбудителями разных болезней водах). От самозаражения же теми микроорганизмами, проживающими в ротовой полости, отчасти предохраняет высокая кислотность желудка.

Собственно, комодский варан наглядно демонстрирует то состояние, с которого, видимо, стартовала эволюция некоторых ядовитых животных — сначала используется бактериологическое оружие, потом к нему начинает постепенно добавляться химическое (токсичность слюны все увеличивается), пока, наконец, надобность в бактериях не отпадает окончательно. Среди птиц и млекопитающих с их окончательно разделенными кругами кровообращения почти нет ядовитых, тем более вводящих яд при укусе (хотя исключения есть, скажем, щелезуб). Им просто нет смысла мучиться с «ядохимикатами»: их дифференцированные зубы, мощные клювы и когти и так позволяют разделаться со сравнительно крупной добычей.

Чтобы дожидаться смерти в результате заражения, надо наносить обширные рваные раны, для этого подходят недифференцированные зубы, оставляющие множество повреждений, зубы современных млекопитающих и клювы хищных птиц приспособлены к быстрому убийству, а не к нанесению множества повреждений. Многим из них сложно даже начать эволюционировать в этом направлении: их не столь мощная желудочная кислота не предохранит их в случае использования этими животными для убийства добычи союзных бактерий, да и самим бактериям труднее плодиться в их хорошо оборудованных и потому совсем не набитых недопроглоченными остатками пищи пастях. Наконец, на выживаемость белезнетворных организмов влияет и высокая температура, не позволяющая, возможно, нормально сосуществовать потенциальным отравителям с их потенциальными хозяевами-пользователями, да и относительно белкового яда… Высокая температура, возможно, не способствует его долгому сохранению в организме слишком горячего животного. В общем, наблюдается, видимо, целый комплекс проблем. Высказав это все, напоминаю, что это лишь мои предположения, но я не просто так уделил этому (крайне темному для меня) вопросу столько внимания: здесь мы опять видим разницу между существами диапсидной и синапсидной конструкции и близость последних к амфибиям (хотя среди бесхвостых земноводных обнаружено выделяющее яд при укусе[159]). Если диапсиды предпочитают выделять яд при укусе, то у синапсид-млекопитающих возможности намного обширнее, в том числе они могут смазывать ядом свои шкурки, как это делают ядовитые приматы — толстые лори. Хотя при укусе толстый лори яд тоже использует, но вырабатывается это средство химической защиты все-таки не в ротовой полости. И именно ядовитостью кожных покровов известны разнообразные амфибии. Близость подхода тут очевидна: если у вас на коже много желез, то вы легко преобразуете их во что-то ядовитое, а если желез на коже нет, то и преобразовывать нечего. Современные же утконосы и некоторые мезозойские млекопитающие обзавелись ядовитыми шпорами, чему, возможно, также способствовала богатая железами кожа.

Продвижение дальше по пути от биологического к химическому оружию означало, что совершенствуется и инструмент введения химикатов в организм жертвы — зубы ядовитых змей идеально приспособлены для того, чтобы впрыснуть потенциальной добыче яд, но оторвать от нее даже маленький кусочек змея не способна. Задержаться на уровне сотрудничества с бактериями имеет большой смысл, особенно если при разделке туши жертвы можно рассчитывать на помощь товарищей. Однако бактериологическое оружие действует все же слишком медленно: оно хорошо работает на изолированной территории (как тот же остров Комодо), где жертве практически некуда скрыться, а видов-конкурентов, претендующих на то, чтобы этой добычей воспользоваться, нет. На неизолированных территориях, к тому же изобилующих конкурентами, этот способ охоты может быть просто подарком для соседа: всем вставшим на путь «отравителя» приходится быстро эволюционировать от использования бактерий к «химическому» оружию. Среди динозавров могли быть, видимо, какие-то аналоги комодских варанов, но, скорее всего, они были немногочисленны. Уильям Аблер указывал на наличие зазубрин на зубах и предположил подобную возможность для тираннозавров[160]. Однако выяснилось, что зазубрины на зубах тираннозавра отличаются от таковых на зубах варанов. Динохищник, если паче чаяния и пользовался ими для «производства биологического оружия», то намного менее эффективно, чем вараны Комодо сегодня.

Использовались хищными динозаврами и другие методы: можно было заставить жертву истекать кровью. Вероятно, это был довольно эффективный метод охоты на зауроподов: им приходилось закачивать кровь в отдаленную от туловища голову, кровяное давление должно было быть у них столь же высоким, как их шеи, и истекали кровью при серьезных ранениях они быстро. Наконец, в позднем мезозое последовало полное разнообразие: когти велоцерапторов и родственных им динозавров позволяли уже эффективно нападать на достаточно крупную (сравнительно с нападающим) дичь. В общем, за мезозой хищные динозавры успели выработать и успешно применить множество разных методов для убийства добычи. Но ее недостаточно было убить. После того как жертва убита, ее надо съесть.

«Пеликозавры» и потомки некоторых из них имели для разделки добычи специализированные зубы, они могли не только убить, но и съесть животное, сопоставимое с ними по размеру. Зубы динозавров и вообще архозавров (у которых есть зубы) совершеннее, чем у прочих существ с рептильным строением: они относятся к альвеолярному типу: каждый их зуб располагается в собственной отдельной ячейке, а не просто прислонен к челюсти. Такой прогрессивный тип устройства зубов позволяет, например, крокодилам сегодня нести в пасти целый арсенал из мясных ножей, еще более внушителен был он у спинозавров или тираннозавров. Все так, но вот даже заменить этот арсенал двумя мощными саблями у динозавров (даже с динозавров с самыми выдающимися зубами) не получилось, не говоря уже о том, чтобы обгладывать мясо, соскребая его с костей. Хотя, кажется, древние крокодилы и в этом направлении несколько продвинулись. Да, не у всех млекопитающих резцы